Рицнер Михаил - Гудбай, Россия. Мемуары израильского профессора стр 7.

Несколько лет наша семья жила в директорском доме, во дворе школы номер три поселка Смидовичи. Дом был расположен на периферии большого школьного двора. Его окружали несколько соток земли с грядками, где папа выращивал овощи и заботливо за ними ухаживал. Он приучал и меня с братом к этому, правда, без большого успеха. В небольшом сарайчике жили-были красивая корова, много гусей, уток и пара десятков непослушных кур с петухом, который нас будил рано утром. Так что овощей, молока, творога, сметаны и яиц в доме хватало.

Недалеко от нашего дома жили семьи завуча школы Ефима Моисеевича Спектора, человека серьезного и педантичного, и учителя физики Наума Израилевича Цейтлина, знаменитого своей лохматой кудрявой головой. Он и носил ее бережно, как будто это была стеклянная ваза. Их дети, Мишка и Люся Спектор вместе с Вовкой Цейтлином, были нашими дворовыми друзьями (все они живут в Израиле). Мы проводили свободное время вместе, играя в детские игры. Предметом общей зависти был Мишкин велосипед, на котором мы и научились кататься.

Когда в поселке начали строить новые двухэтажные каменные дома, нас переселили в один из таких домов, состоящий из восьми квартир. К дому примыкал большой двор. У нас с братом появилось много друзей-товарищей, с кем можно было играть, бороться и драться. Играли мы в домино, настольный теннис, карты, шахматы, футбол и в «войну», естественно. Победа на войне была приоритетной среди мальчишек. Образовалась четверка мушкетеров. Фехтовали деревянными палками – саблями, подражая мушкетерам (я был Арамисом), бросались камнями и чем попало. Бои происходили на развалинах соседнего деревянного дома, где уже никто не жил. При появлении мальчишек из другого двора мы прекращали свои потасовки и обращали оружие против чужих. Личная смелость высоко ценилась. Так мы учились не трусить, преодолевать свои страхи и скрывать их от других. Царапины и шрамы носили как медали и ордена.

Зимой мы заливали во дворе каток. Кто-то из родителей делал опалубку для большого катка, а вода наливалась по шлангу из дворовой колонки. Оборудование для хоккея с мячом купить было негде. Простые коньки прикручивали к валенкам веревками, а клюшки делали сами, выпиливая нужный профиль лобзиком из фанеры и обматывая его шнурками и изоляционной лентой. Желания и азарта в игре было сверх меры. Со временем мы обзавелись фабричными коньками на ботинках и настоящими клюшками. Тогда стали ходить на каток стадиона, что был построен в центре поселка. Там мы и оставляли большую часть подростковой агрессии и свободного времени.

Увлечения

Рыбалка была для нас с братом заветной мечтой. Папа не был рыбаком и научить нас этому не мог. Он, конечно, «рыбачил», но только на рынке. Выручили наши соседи и их дети, которые брали меня и брата на рыбалку. Мы ходили ночью на утренний клев рыбы в притоках реки Большой Ин. Когда начинало светать, забрасывали удочки, следили за поплавками, подсекали мелкую рыбешку. Ловились щуки, сомики и караси. Приходилось терпеть укусы комаров и разной мошки. Варили на костре уху. Став постарше, мы с братом обзавелись собственными рыболовецкими снастями, сделав удочки, донки и другие средства. Позднее ходили на рыбалку с друзьями, но уже без взрослых. Эффективность папиной «рыбалки» была неизмеримо выше.

Куда нас отец брал с братом регулярно – это в баню. Баня в поселке была «крутая», особенно парная. Отец парился веником долго и на самой верхней полке, добавляя пар до тех пор, пока не оставался почти один в парной. Выходил он красным, как рак. Мы к этому тоже постепенно привыкли. Наверно поэтому мне до сих пор нравится сидеть в сухих и влажных саунах. На обратном пути домой мы заходили к папиному завхозу – дяде Павлу и тете Нюре. Они были украинцами. Здесь взрослые пили, хвалили самогон, вспоминали Украину и пели украинские песни. А мы с братом бегали во дворе. Дядя Павел запомнился мне еще и зимними катаниями на санях, запряженных двойкой лошадей. Детей предварительно закутывали в овчинные шубы так, что видны были только красные носы.

Увлекла меня фотография. Я стал посещать фотокружок. Там я узнал теорию этого дела, научился заряжать и обрабатывать пленку в темноте, готовить реактивы и печатать фотографии. Было что-то таинственное в появлении лиц и природы на фотобумаге. Страсть фотографировать не пропала до сих пор. Техника и технологии сейчас другие. Они позволяют делать серию снимков какого-либо «объекта» в движении и без того, чтобы он позировал. Потом отбираются интересные кадры-моменты, остальные удаляются.

Семейные будни

Я, естественно, любил своих родителей и не помню скандалов между ними. В целом родительский дом был теплым и дружелюбным. Папа любил в воскресенье выпить после бани «чекушку» водки (250 мл), что маме не нравилось. Родители, если была нужда, разбирались сами, без нашего участия. Авторитет отца в семье никем не оспаривался, мама покрывала наши шалости и вела дом. Когда подросла Соня, к ее мнению стали прислушиваться родители, но не мы со Славой. Шкодничали мы на пару и врозь. Соня вынесла многие наши проделки. Мы вытряхивали сумку с ее учебниками по анатомии, хирургии, акушерству и другими. Рассматривая картинки, мы познакомились с половыми различиями между мужчинами и женщинами, узнали, как рождаются дети, и многое другое. Обнаружив у сестры шприцы и иголки, мы практиковались делать уколы, используя воду и подушки. Мама не сразу догадалась, почему в доме отсырели подушки. Так пробуждался у меня интерес к медицине. Славе нередко доставалось за двоих. Наши разборки с братом привели к тому, что родители все чаще стали подумывать, как нас развести. Случай подвернулся – я поступил учиться в Биробиджанский медицинский колледж. Мне не было полных 14 лет, когда я «вылетел из гнезда» и дозревал как личность уже вне дома.

Еврейские традиции в нашем доме, как и в большинстве еврейских семей, не соблюдались. Так решили родители, зная, где они живут, и опасаясь иметь дело с антисемитами. Мама не зажигала субботние свечи, но на Пейсах всегда пекла мацу и делала гефилте фиш или фаршированную рыбу. Их друзья любили бывать у нас дома. На праздники накрывался вкусный стол, приходили гости, пили, ели, пели песни на идиш: еврейскую застольную («Ло мир аллэ инейнем…») и другие, а также по-украински. Папа охотно запевал красивым баритоном:

Наше детство прошло в атмосфере «педагогических советов», которые проходили в школе, но завершались дома. Родители допоздна продолжали обсуждать школьные дела, и под эту «музыку» мы нередко засыпали. Детские мечты менялись с возрастом, но две из них не проходили: я страстно мечтал стать поскорее самостоятельным, взрослым и побывать в стране, где растут пальмы на берегу моря. Обе мечты воплотились, но об этом речь еще впереди.

За кулисами22

Евреи – древнейший народ, который создал монотеистическую религию – иудаизм (получив Тору – Библию), открыл нравственную модель («десять заповедей»), но не имел государственности две тысячи лет. Будучи изгнанными из своей страны, евреи обособленно жили среди других народов, вызывая непонимание, зависть и ненависть, породившие «антисемитизм» (см. очерк «Дети Авраама»).

В 1934 году Сталин велел образовать в южной части Дальнего Востока так называемую Еврейскую автономную область (ЕАО), где мне было суждено родиться, вырасти и работать после окончания медицинского института 10 лет. В поселок при железнодорожной станции Тихонькая (позже получивший название Биробиджан) к 1934 году приехало около 20 тысяч евреев. Здесь начала выходить газета на идише, стали печататься книги, заработали еврейские школы и театр. Однако в 40-х годах в рамках борьбы с космополитизмом еврейские школы и театр закрывают, а в 1949 году арестовывают всех собравшихся в синагоге на празднование Нового года, раввина расстреливают. После таких событий «титульное» население ЕАО существенно поредело.