Мы расположились недалеко от эстрады, на которой уже рассаживался квартет музыкантов. Вы, вероятно, знаете, как быстро обслуживают посетителей в тульских ресторанах. Тем не менее, официант явился. Леокадия небрежно бросила:
– Полусухого, граммов 300 «Весны», ромштекс и кофе с ликёром. Вольдемар, Вам – что-нибудь закусить?
– О, не волнуйтесь, дорогая! Я сыт. Буду только пить…
– Тогда – пока всё.
– Полусухого – со льдом? – Уточнил просвещённый официант.
– Йес! – Ответствовала Леокадия.
Из этого диалога я узнал, что может быть не только сухое (например, сухой паёк). Но и нечто полусухое, изготовленное или подаваемое с участием льда. Пока официант оправдывал тульскую расторопность, Леокадия занялась мною:
– У одной женщины было трое сыновей, почти одногодков, и всех их звали Иванами. Приходит к ней соседка и спрашивает, как она их различает? Что та ответила, как Вы думает?
– ?
– А та ей отвечает: «Да по отчеству и различаю!» Каково? – Леокадия захохотала .звонко и заразительно.
– Это, наверное, сочинил какой-нибудь реалист с порнографическим уклоном… – Предположил я.
– Какой там «реалист», это я сама придумала!
Я вынужден был отметить в уме, что Леокадия, кроме всех других достоинств, обладает ещё и даром сочинителя баек.
Грянул квартет и появился официант с подносом. В ведёрке покоилась бутылка 0,75 л. Абрау Дюрсо (если б я не был честным человеком, то поклялся бы, что лёд тоже был). Лекадия оживилась, когда сосуды были наполнены драгоценной влагой:
– Выпьем за знакомство и за то, чтобы мой Вольдемар повеселел.
Я, как марионетка, глупо улыбнулся и пригубил шампанское. Потом последовал сакраментальный тост Леокадии «за любовь», потом – за Франсиса Лемарка, потом – за Шаляпина (это я предложил). Глаза Леокадии – цвета мёда – разгорались всё ярче и ярче (как у кошки при виде мышки).
Эстрадный квартет подвывал какой-то элегический мотивчик. Леокадия оприходовала очередной кусок ромштекса и встала:
– Потанцуем, Боб!
Не обратив внимания на присвоение мне псевдонима и не чуя беды, я вышел из-за столика и распахнулся для легального объятия… Тут же было попятился, но было уже поздно – моя барышня плотно прислонилась ко мне всеми выпуклостями и впадинами передней части своего тела. Но за столиками все были заняты своими делами, и обвинений в фривольности в мой адрес не последовало…
– Ах, как Вы лирически танцуете, я прямо голову теряю. – Прошептала мне Леокадия, положив её (голову) на моё плечо.
Здесь уже я был на высоте. Своей головы не терял, а, наоборот, чувствовал, что она прочно удерживается на шее и, кроме того, будет искать выход из назревающего. И вот, придав максимум небрежности тону, я изрёк:
– Сударыня, здесь слишком тесно для лирического танца. Выпьем!
Леокадия моментально согласилась (предлагаемое удовольствие было не хуже потребляемого, к тому же, ещё оставались часть ромштекса, «Весна» и кофе). Завершив трапезу и расплатившись, оделись и вышли на зимний воздух (в промежутке между тамбурными дверями ресторана Леокадия неожиданно приподнялась на цыпочки и поцеловала меня сладкими от конфет губами. Заверяю вас, что, не смотря на неожиданность, поцелуй был замечателен. Я бы согласился отдавать за каждый такой по стипендии, если бы у меня их было несколько). Был двенадцатый час вечера. У дверцы такси Леокадия проворковала:
– Вольдемар, когда мы увидимся следующий раз?
Желая оставить за собой свободу действий, я ответил:
– На семинаре, сердце моё…
И теперь я стою перед дилеммой: идти ли мне на семинар?..
Декан декларировал:
– У нас таких нет.
А между тем, на самом деле – это только цветочки, как в народе говорят, но, видимо, декан от народа далеко.
Третий выход Хлестакова.
Записка: «Дорогой Иван Александрович, Вы просто милочка, душка… в Вас есть что-то вокальное – Вы, наверное, поёте… (Странно, в ВУЗе, а не знает… На спутнике меня даже Глинкой все зовут. Почаще надо, товарищи, телевизор смотреть, по 34-му каналу, 17-я программа – всё станет ясно). А вот сейчас я – прямо в тупике: репертуар мой вам будет непонятен…
Выходит Хвостанцев:
– Иван Александрович! Вот я тут сейчас романс написал… не знаю – как…
– Ааа, давайте, давайте, кстати… сейчас и спою. Прочту разик… У меня феноменальная память (читает). Так… так… Всё в порядке. А аккомпаниатор есть? Отлично. Романс вашего товарища… эээ… Хвостанцева. (Аккомпаниатору). Там 8 диезов и 3 бекара. Прошу Вас…
(Поёт романс о том, как студент знакомится со студенткой и чертит ей чертежи… Потом узнаёт, что во время его трудов, она ходит в кино с другим. Студент разочарован).
Четвёртый выход Хлестакова.
Я сейчас вас… всех до одного… переброшу в 2958 год, на место вашего института. Как это всегда на Земле бывает, через тысячелетие на месте этого цветущего здания будет по теории академика – моего ученика – Шмидта… что ж тут будет? По моему мнению… – курганчик. И вот я (вы должны знать, что я бессмертен) возглавляю поисковую экспедицию Академии Наук, на предмет археологических раскопок останков ТГИ… Лопаты в руках участников экспедиции – с атомными двигателями…
(На сцене – курган).
Крик:
– Иван Александрович, нашли… Кость!
– Минутку, минутку. Во-первых, это кость не студента, а преподавателя… Последние исследования в палеонтологии, проведённые у нас на спутнике, дают основание утверждать, что качество кости находится в прямой зависимости от… зарплаты. На 400-ах рублях такая кость не вырастет…
– Иван Александрович, списки какие-то!..
– Так, так… Книга приказов… списки снятых со стипендии… заявление:
«Прошу назначить меня на стипендию в связи с тем, что я ликвидировал задолженность по правилам безопасности, строительству горных предприятий, спецподготовке, иностранному языку, горным машинам, сопромату, химии, а также физподготовке. Кроме того, прошу учесть, что украденная мною на время зачётов 85-и миллиметровая пушка, возвращена на спецкафедру института…».
«Объявить благодарность строителям студенческого общежития, успешно закончившим его сооружение в 1975 году…».
«Назначить заведующего кафедрой физподготовки тов. Мамоткова Евгения Александровича заместителем директора по хоз. части…».
«Прошу снять меня со стипендии, т.к. я вчера курил на лестничной площадке. Прошу не отказывать мне…».
«Студента Левинского снять со стипендии за безыдейность подготовленных номеров концерта…».
– Иван Александрович, смотрите, смотрите! Целый… Стул целый.
– Да-а-а, вот где берегли государственное имущество!
(В институте ежедневно ломают десятки стульев – почему?).
– Одежда какая-то (узкие брюки и узкая юбка).
– Это была эпоха экономии и хозяйственного расчёта…
– Бумага! Пакет!..
«… 1-й курс. Если след плоской фигуры выражается линией, то она перпендикулярна той плоскости… 2-й курс. Напряжение растяжения равно напряжению сжатия равной действующей нагрузке, приходящейся на единицу площади… 3-й курс… 4-й курс… 5-й курс…»
– Да это же совершеннейшая шпаргалка… экстра… почти электронная… Наши предки находились, оказывается, на очень высокой ступени развития!..
Извините, товарищи, но – это уже не игрушка и не шутка – результаты раскопок столь поразительны и велики, что я должен оставить вас и немедленно переправить всё извлечённое в академию для детального исследования. Спешу!.. До свидания…
Радио: «Сообщение Академии Наук. За блестящие результаты раскопок ТГИ Ивану Александровичу Хлестакову присваивается степень доктора, минуя степень кандидата наук».
Пятая сцена.
Я слышал, тут сейчас два студента разговаривали, так один говорил, что штрек – наклонная выработка, а другой – горизонтальная… Знаете, чем они кончили? Говорят, вот поедем на практику на 6 месяцев (ну и слухи у вас ходят!), там и разберёмся. Для ясности причин покажу вам несколько кусочков лекций в ТГИ: