– Моя мама всегда говорила – если пьешь вино из собственного винограда, оно никогда тебе не навредит. Но на Адамс-стрит мало места для виноградных шпалер, – улыбнулась Энца.
– Эванжелина Палермо выращивает виноград и делает вино, – с горечью сказала Анна. – Поставь мне пластинку.
Энца поставила на патефон запись арии из «Тоски» в исполнении Энрико Карузо.
– Не поцарапай! – прикрикнула Анна.
Энца осторожно опустила иглу на внешнюю бороздку и уменьшила звук.
– Синьора, расскажите мне, почему вы так любите оперу.
– У меня были способности.
– Почему же вы не поете в церкви?
– Я выше этого, – прошипела Анна. – Я не могу растрачивать свой талант в церковном хоре. Поэтому я вообще бросила петь.
Энца вернулась на кухню, чтобы покончить со своими обязанностями. Она пообещала себе, что в ее доме все будет поставлено по-другому. Невестки Анны забирали еду к себе наверх в разное время, а свекровь не уважали вовсе.
Энца с тоской думала о своем доме, о том, как близка она была со своими братьями и сестрами. Они делили еду, обязанности и разговоры. Казалось, что сами горы с их величественными уступами, покатыми зелеными лугами и исхоженными тропами тоже принадлежат им. Раванелли были настоящей семьей, а не просто жили под одной крышей, как Буффа.
Всякий раз, когда она думала о Скильпарио, глаза наполнялись слезами. Разговоры с матерью обычно затягивались за полночь. Энцу внезапно поразила мысль, что семья никогда не искала общества Анны, даже и не думала с ней разговаривать. Анна Буффа не знает, чего лишается, подумала она. А может, и знает. Возможно, именно потому она пила виски и так громко включала музыку. Анна Буффа хотела забыться.
– Знаешь, Чиро, когда ты смотрел на образцы кожи, мне вот что пришло в голову. – Ремо уселся рядом с ними. – Вовсе не обязательно переходить к женской обуви прямо сейчас. Это хорошая идея, но на будущее.
– Я понимаю, – откликнулся Чиро, но трудно было не заметить промелькнувшего на его лице разочарования.
– Однако нам нужно расширять наше дело, особенно если я должен буду выплачивать еще одно жалованье. – Ремо взглянул на Луиджи.
Чиро просиял:
– Я слушаю.
– Обувная лавка Дзанетти должна прийти к людям на их рабочие места. Представь, что мы поставим фургон рядом со строящимся мостом Хеллз-Гейт. Ты сможешь чинить ботинки прямо на месте, а также принимать заказы на новые. Теперь, когда есть еще одна пара рук, мы сумеем устроить настоящий конвейер, доставляя партии товаров прямо на стройку.
– Так мы сможем заполучить греков из Астории, русских из Грейвсенда, ирландцев из Бруклина, – подхватил Чиро. – Все они станут носить ботинки Дзанетти. Наш фургон будет ездить по городу от одной стройки к другой в поисках все новых покупателей. Это потрясающая идея.
– Луиджи может пока, на время обучения, оставаться со мной в лавке, а ты будешь расширять наш бизнес на местах. А потом вы станете меняться, – продолжил Ремо. – Мастер уступает дорогу, и подмастерье берет дело в свои руки.
– Прекрасная возможность, – сказал Луиджи. – Что ты думаешь, Чиро?
– Мне нравится, – ответил Чиро.
– Мальчики, что вы тут замышляете? – спросила Карла.
– Собираемся поставить обувную лавку Дзанетти на колеса, – объяснил Чиро.
– А со мной кто-нибудь собирался посоветоваться?
– Поприветствуй нового ученика, – ответил Чиро. – Тебе придется заказать в банке еще одну зеленую сумку, потому что этот парень поможет тебе ее наполнить.