Говоришь по-английски?
Последний вопрос Марко понял и отрицательно покачал головой.
– А я чуток говорю по-итальянски. Spaghetti. Ravioli. Radio. Bingo. – Незнакомец расхохотался, откинув голову. – Куда направляешься-то?
Марко беспомощно смотрел на него.
– Не возражаешь? – Незнакомец взял из руки Марко клочок бумаги. – В госпиталь?
Марко энергично закивал.
– Друг, это всего-то в двух милях отсюда. Если бы не твой мешок, легко бы пешком дотопал. Католик? – Извозчик перекрестился.
Марко кивнул и вытащил из-под рубашки освященный медальон на цепочке.
– Католик, верно. Собрался там поработать? – спросил незнакомец. – В больнице работы полно. А монашки найдут тебе место для ночлега. У них с этим хорошо. В их обычае помогать людям. На голове у них такие чепцы с крыльями – прям можно подумать, что феи, порхают туда-сюда, добро сеют направо-налево. Я сейчас о монашках говорю, а не о женщинах вообще, если ты понимаешь, о чем я. У баб нет крыльев, и они не летают. Зато кое-что другое у них есть. – И он снова загоготал.
Марко улыбнулся. Пусть он не понимал слов, но эмоциональная речь незнакомца очень его забавляла.
– Ладно, вот чего тебе скажу. Удумал я тоже сделать доброе дело. Доставлю-ка я тебя к Святому Винсенту. – Незнакомец ткнул пальцем в свою двуколку.
Марко благодарно кивнул.
– За мой счет. – Извозчик щелкнул пальцами. – Regalo.
Марко молитвенно сложил руки:
– Grazie, grazie.
– Не то чтобы я был добрый католик или вроде того, – сказал кучер, поднимая мешок. Марко двинулся за ним следом. – Каяться буду перед тем, как испустить дух. Я из тех парней, что едят добрый стейк с кровью в Страстную пятницу. Знаю, знаю, смертный грех. А может, и не такой уж смертный, а? Видишь? Я даже не понимаю разницу. Суть в том, что я не прочь увидеть лик Господа, раз уж окажусь на том свете, но на этом мне тяжело приходится со всякими там заповедями. Понял, о чем я?
Марко пожал плечами.
– Эгей, что ж я делаю-то, забиваю тебе голову своими проблемами, когда у тебя собственных полно! По тебе видно, что ты тот еще бедолага, приятель, будто только что слушал самую грустную оперу на свете.
Марко кивнул.
– Любишь оперу? Все эти итальянские парни, Пуччини, Верди… Я о них слышал. А великий Карузо? Он тоже из ваших. Я ходил взглянуть на него в Мет, за двадцать пять центов. Стоячие места. Надо бы тебе хоть разок тоже в Мет сходить.
Марко забрался в повозку, златозубый извозчик положил рядом с ним мешок, а сам сел на козлы и взял поводья.
В первый раз с тех пор, как Марко покинул Скильпарио, ему улыбнулась удача.
Ремо и Карла стояли у стены и смотрели, как она обрабатывает руку Чиро. За месяцы, прошедшие с приезда Чиро, вдохнувшего в мастерскую новую жизнь, бездетная пара начала наслаждаться запоздалым родительским опытом. Но даже здесь проявлялось различие характеров. Ремо думал о боли, которую испытывает Чиро, а Карла – о том, во сколько упущенных рабочих часов обойдется этот несчастный случай.
– Могу я воспользоваться вашей помощью? – спросила сестра Мэри-Фрэнсис, оборачивая руку Чиро полосой кипенно-белого полотна. – К нам поступила итальянская девушка, и я не в состоянии с ней объясниться.
– А она хорошенькая? – спросил Чиро. – Я мог бы быть переводчиком.
– Ты неисправим! – воскликнула Карла.
– Как ты выучил английский? – спросила монахиня.
– У девушек с Малберри-стрит, – фыркнув, ответила за него Карла.
– Вот так-то, синьора, – сказал Чиро хозяйке.