Так вот, она, наслушавшись рассказов о женщине-пантере, впадает в панику, чуть ли не бежит, но все равно это только середина пути, ей надо преодолеть метров пятьсот до того места, где парк заканчивается и начинаются дома. А бежит она, кстати, совсем зря.
— Можно я тебя прерву?
— М-м-м, но осталось совсем чуть-чуть. На сегодня, я имею в виду.
— Всего один вопрос, он меня очень интересует.
— Ну?
— Ты не разозлишься?
— Посмотрим.
— Мне просто интересно. А потом можешь спросить меня, если захочешь.
— Ну давай.
— Ты за кого больше всего переживаешь? За Ирену или за ту, другую?
— За Ирену, за кого же еще. Она же главный персонаж, дурачок. Я всегда — за главную героиню.
— Ладно, давай дальше.
— А ты, Валентин, за кого? Тебе не повезло — архитектор-то, на твой взгляд, придурок.
— Как смешно! За психиатра. Но не издевайся — я твой выбор не осмеиваю. Ну, что дальше?
— Можем обсудить это попозже, если хочешь, или завтра.
— Хорошо, но расскажи еще немного.
— Только немного, хочу тебя заинтриговать — тебе будет интересней. Так всегда приходится поступать, иначе интерес пропадает. На радио всегда так делают. А теперь и в телесериалах.
— Ну же?
— Ладно… Мы остановились на том, что бедняжка не знает, бежать ей или нет, и в этот момент шаги за спиной стихают, вернее, не сами шаги, а стук каблуков, потому что шаги никуда не делись, они есть, но стали другими, почти неслышными. Теперь помощница улавливает что-то похожее на поступь кошки или кого еще пострашней. Она оборачивается. Но женщины сзади нет — куда она делась? Тут помощнице кажется, что она видит другую тень — та возникает на секунду и тоже исчезает. Вот она слышит, как кто-то приближается к ней, продираясь сквозь кустарник Явно какое-то животное.
— И?
— Завтра продолжим. Спокойной ночи.
— Ты еще за это ответишь.
— До утра.
— Чао.
Глава 2
— Ты неплохо готовишь.
— Спасибо, Валентин.
— Но зря ты меня приучаешь. Мне это ни к чему.
— Ты спятил? Надо жить сегодняшним днем! Наслаждаться жизнью! Хочешь испортить весь обед своими дурными предчувствиями?
— А я не считаю, что надо жить одним днем, Молина. Все думают о будущем. Мы же не в райских кущах.
— Ты веришь в рай и ад?
— Погоди, если мы начинаем обсуждать такие вещи, надо установить правила, иначе будем скакать с пятого на десятое, и тогда это будет так, детская болтовня. Очень поверхностная.
— Я и не собираюсь скакать…
— Отлично, тогда давай я сперва изложу тебе свою точку зрения, чтобы ты кое-что понял.
— Внимательно слушаю.
— Я не могу жить сегодняшним днем, потому что моя жизнь посвящена политической борьбе или, говоря иначе, политической деятельности, назовем это так. Понимаешь? Я здесь все могу вытерпеть, хотя здесь не просто… но это ничто по сравнению с пытками… ты не знаешь, что это такое.
— Могу представить.
— Нет, не можешь… Так вот, я готов смириться со всем, потому что у меня есть определенная цель. Социальная революция — вот что важно, а все удовольствия — это вторично. Пока я борюсь, а бороться я буду, возможно, до конца своих дней, мне не пристало думать о каком-либо физическом наслаждении, понимаешь? Оно для меня не так важно. Для меня высшее наслаждение — сознание того, что я посвятил себя самому благородному делу, которое… в общем… я служу определенной идеологии…
— Что значит идеологии?
— Моим идеалам… марксизму, если сказать одним словом.