– Вас хорошо знают как писателя и гораздо меньше как драматурга. Что с вашими пьесами?
– Всего их шесть. Четыре поставлены. Одна в 32 театрах несколько сезонов шла, вторая – в восьмидесяти. Сейчас во МХАТе идут «Семейные праздники», там есть и о событиях в Москве в октябре 93—го. Приезжали на премьеру Руцкой и Зюганов. Руцкой обиделся на то, как он выглядит в пьесе, но виду не подал. Зюганов тоже вроде бы обиделся.
– Если уж зашла об этом речь, кто из нынешних политиков в России вам по сердцу?
– Никто. Хотя – Сергей Бабурин. И то – более – менее.
– А к Зюганову как вы относитесь?
– Нормально. Но вот с тактикой его я не согласен: люди и страна гибнут, а он все ищет пути легитимного вхождения во власть.
– Вы бывали в горячих точках. Что вас туда тянет?
– Не могу смотреть на несправедливость. В Приднестровье был в 1992 году, хотел с Лебедем встретиться – он уклонился. В Сербии был два раза. Радован Караджич даже предлагал остаться. Там настоящее православие. Сербию распяли, как Христа.
– Вы и в октябрьских событиях в Москве участвовали…
– Все видел своими глазами, и лужи крови на площади у Останкинской телебашни. Меня лавочники тогда чуть не застрелили.
– А с Солженицыным приходилось встречаться?
– После того как он поддержал расстрел Верховного Совета, я написал ему во Францию письмо. Не ответил. Недавно встретились, но разговора не получилось. Стыдно ему.
– Вас называют писателем – «деревенщиком», не обижаетесь?
– А мы с Распутиным этот термин сделали хорошим.
– Василий Иванович, вы писатель крестьянского корня, скажите, что делать с землей?