– Вот тут слева можно продлить вход и достроить крыльцо, – указываю чайником на картинку в каталоге, и мама, бросив на меня быстрый взгляд, кивает и возвращается к теме дачи.
В полвосьмого вечера я возвращаюсь домой.
Выгрузив из багажника два тяжелых пакета с продуктами, открываю входную дверь, снимаю грязную обувь. Взгляд падает на проем межкомнатной двери, за которым видны диван и светящийся экран ноутбука, который я, уезжая к маме, забыла отключить от сети.
«Монитор светится… Опять Лешка звонил?» Пристроив пакеты на кухонный стол, возвращаюсь в комнату. На мониторе висит рекламное объявление о распродажах в одном из столичных ТЦ, напоминание, что до двенадцатого нужно оплатить штраф за неправильную парковку, подмигивающая синим иконка Фейсбука – и всё.
Подумав, открываю ее и набиваю короткий ответ:
«Спасибо, Рома. Я буду».
ГЛАВА 5. Еще немного сближения
– Как вам известно, у меня все стоит. Стоит… стоит… стоит на своих местах.
Всё стоит, всё на местах. Да…
«Одноклассницы», St.Trinians
Роман, 7 марта.
«Ровно в восемь пятнадцать я паркуюсь метрах в двадцати от детсада. Попутно наблюдаю в зеркало заднего вида, как у ворот начинает собираться толпа оживленных мамаш, среди которых отчетливо выделяется упакованная в ярко-красное пальто Людмила. Юлька, облаченная в любимые резиновые сапоги, куртку и шапку с котом-помпоном, сидит в детском кресле на заднем сидении, сжимая в руках пластиковый пакет с костюмом для выступления, в котором она (не в пакете – в костюме) вчера вечером до самозабвения крутилась перед зеркалом под одобрительные реплики своей бабушки и моей матери Веры Сергеевны.
Костюм представлял собой псевдорусский комплект из белой рубашки с длинными рукавами, расклешенный сарафан цвета бордо и такого же цвета платочек на голову. Оглядев этот наряд, я решил, что Юлька с ее живой мимикой напоминает мне в нем не в меру пронырливую девочку Машу из «Маши и трех медведей», ну, или менее известную своими выкрутасами внучку из сказки про репку.
– Это Маша? – неуверенно поинтересовался я, рассматривая своего отделанного под Хохлому ребенка, пока Юлька сосредоточенно тянула за концы подвязанный под подбородком платок, пытаясь то ли потуже затянуть узел, то ли задушиться.
– Маша, – радостно подтвердила дочь. – Пап, а тебе костюм нравится?
– Ну… так, – нерешительно кивнул я.
Вера Сергеевна язвительно хмыкнула и метнула в меня едкой фразой:
– А ты у нас не в курсе последних детских Интернет-новинок, Рома? – неплохо так отбивая мой недавний намек на то, что она в свои шестьдесят с хвостиком подписана на молодежный канал Ю-тьюб. После чего я не стал уточнять, какая именно Маша имелась в виду.
И вот теперь, прикрыв ресницами свои голубые глазища, Юлька, откинувшись в детском автомобильном креслице, сидит на заднем сидении машины с пакетом и костюмом неопознанной мной Маши в руках и рассматривает в окно прибывающих к детскому саду детей и родителей. Я в свою очередь кошусь на часы, с легким раздражением отмечая, что на часах уже восемь и двадцать две, и что начало утренника назначено на восемь тридцать (хотя и ежу понятно, что начало задержится по причине форс-мажорных обстоятельств, как то: кто-то из родителей опоздал, кто-то из малышей захотел в туалет, у кого-то из выступающих сдали нервы), но отсутствие Рыжаковой, с которой мы как-никак договаривались встретиться в восемь двадцать, уже несколько меня напрягает. От понемногу скапливающегося внутри напряжения ожидания, от предчувствия, что вот-вот, и я получу смс-ку от Рыжей («Прости, Рома, но я все-таки не приду»), от бессмысленной и от того вдвойне неприятной мне суеты у детсада и, до кучи, от косых взглядов Людмилы, которые женщина время от времени бросает в сторону моей машины, жутко хочется закурить, но не при Юльке же? Тем временем табло часов, вмонтированных в доску панели приборов, переводит минутную стрелку на деление «двадцать пять».
«Неужели все-таки кинула?» – думаю я и курить тянет уже с нереальной силой.
Людмила, наконец, отлипает взглядом от моего джипа, разворачивается к нему спиной и тянет свою дочь на крыльцо, где располагается вход в здание детского сада.
– Юль, – подумав, я оборачиваюсь, – хочешь, я внутрь тебя провожу, а сам сюда вернусь?
– Думаешь, она не придет? – загадочно сузив глаза, отзывается Юлька. – Она придет, вот увидишь. Ты, главное, па, не волнуйся.
Классно, правда? То есть то, что я нервничаю, уже и пятилетнему ребенку заметно.
– Юль, придет твоя теть Диана – не придет, какая разница? – вздохнув, начинаю я.
– Нет, она придет, раз обещала, – упрямится Юлька, отворачивается к окну – и: – Ну вот же она! Просто ты, папа, смотришь не в ту сторону, – упрекает меня дочь.
Непроизвольно дернувшись, поворачиваю голову туда, куда тычет мне пальцем Юлька, но ощущение неприятного напряжения уже начинает таять внутри меня, рассасываясь, как кубики льда, брошенные в теплую воду. Нахожу взглядом Рыжую, которая быстрой пружинистой походкой приближается к детскому саду, но не со стороны жилых домов, как рассчитывал я, а от уже известного мне «Перекрестка». Сегодня ее длинные волосы собраны в низкий, очень женственный узел. Блестящие обручи в ушах, короткая, кажется, черной кожи куртка. Облегающие, но не вызывающие черные брюки и уместные высокие ботинки на низкой подошве. За спиной у нее болтается рюкзачок, скроенный из квадратов серебряной кожи. И выглядит она на десятку, блин. В общем, умереть – не встать. Диана подходит ближе, и мне начинает казаться, что ей сейчас никак не больше её девятнадцати, когда я впервые привел ее к себе домой и мы с ней там в первый раз переспали.
– Здорово, – затаив дыхание, восхищенно шепчет с заднего сидения Юлька. – Она красивая, правда, пап? А кому цветы?
– Мм… Какие цветы? – не сразу въезжаю я, успев укатиться в свои, скажем так, далеко не детские мысли.
«Какие цветы? Что за цветы? Ах, вот эти цветы…» Только тут я, уплывший во времена моей более-менее порядочной юности, отмечаю, что Диана несет в правой руке небольшой, но довольно пышный букет из красных, желтых и белых тюльпанов, завернутых в прозрачную целлофановую пленку, причем букет включает в себя три ветки чего-то сиреневого, очень напоминающего сирень, но – не сирень, это точно, потому что в марте сирени нет.
«Гиацинты… она всегда их любила», – моментально подсказывает мне память, одарив меня еще и воспоминанием, как одуряюще нежно пахнут эти цветы.
Вот тут-то я и прикусываю губу.
«Кто их тебе подарил?»
– Юль, – задумавшись, я разглядываю приближающуюся к нам Рыжакову.
– А? – наклоняется с заднего сидения Юлька.
– Значит так, сидим и делаем вид, что мы никого не ждем. Ясно?
– А-а… Ну да. Щас. То есть мы ждали ее, а теперь ты хочешь, чтобы она нас поискала? – моментально соображает моя не в меру умная дочь, но в ее голосе уже звучат нотки радостного возбуждения, что «теть Диана» не обманула, не подвела – и вот, явилась.
– Ладно, я передумал. Давай так, ты здесь посиди, а я пойду теть Диану твою встречать. – Стараясь не делать резких движений и вообще вести себя так, точно мне некуда торопиться, выбираюсь из машины и запахиваю пальто. Опускаю кисти рук в карманы и размеренным шагом отправляюсь навстречу Рыжей. Рассматриваю ее запыхавшееся лицо, приоткрытые от частого дыхания губы (Боже, какие у нее все-таки губы!) и искрящийся радостным возбуждением взгляд, который она, явно смущаясь, периодически отводит в сторону.
«Откуда цветы?» – снова жалит меня в мозг ревнивой осой.
– Привет. – Я подхожу к Рыжей почти вплотную. – Спасибо, что все же пришла.
– Привет. Прости, что я задержалась. – Диана довольно мило склоняет голову набок, что кажется мне невероятно притягательным – и злит меня еще больше.