– Не нужна мне ваша веревка, – ругалась Елизавета Ивановна, но за веревку зацепилась. Впрочем, идея была плохой – из-за волн бабуля все время оказывалась под водой.
– Вы меня утопите! – закричала она, откашлявшись. – Лучше б я сама утонула!
– Елизавета Ивановна, пожалуйста, – умолял ее Дима. – Давайте еще разик попробуем вас в лодку затащить.
– Как вы мне все надоели! Никакого покоя! Даже в море меня достали! – ругалась бабуля, которую все же удалось затащить в лодку. – Плыла себе, никого не трогала, пешком бы дошла с пляжа.
Ее дочь сидела в некотором ступоре и рассматривала свою ногу, осторожно трогая окровавленный бинт. Внучка Елизаветы Ивановны, в которую Дима влил водки, продолжала плакать. Самого Диму опять мутило. Владимир Иванович молчал и управлял лодкой так, как будто стоял за штурвалом крейсера.
Когда паника улеглась и все стали медленно расходиться, продолжая обсуждать происшедшее, дочь Елизаветы Ивановны вдруг подскочила, забыв про больную ногу, сорвала с головы матери купальную шапочку, в которой та так и сидела, побежала на пирс и закинула ее далеко в море.
– Все! – крикнула она шапочке.
Внучка уже не плакала. Она целовала Севу, который пытался вырваться из материнских объятий, и подвывала. Дима молча наливал водку в рюмку, выпивал залпом и снова наливал. Владимир Иванович привязал лодку и еще долго сидел в шезлонге, глядя на вдруг успокоившееся море. Волны мучили резиновую шапочку, которая билась о камни, цеплялась розочками, но ее опять сносило на глубину.
Почему-то именно это происшествие успокоило Татьяну. Даже нет, не успокоило. Изменило ее настроение. Ей как-то вдруг стали интересны эти люди. Стало жаль Диму. Захотелось узнать обо всех побольше – и о нем, и об Анжеле, и о соседях, и о хозяине дома. То ли привыкла, то ли, что называется, обжилась, но она уже не могла оставаться равнодушной.
– Ну что? Влилась в комьюнити? – спросил Дима, с которым они вместе возвращались с пляжа домой. Дима катил коляску с Мусей. Он как будто почувствовал ее настроение.
– Ну да. Сева хороший. Мальчики совсем другие, – ответила Татьяна.
– Все хорошие. И все другие, – отозвался Дима.
– А Артем? Хозяин дома? Он какой?
– Артем? Он мой друг.
– Понятно.
Анжела встречала их уже на лестнице.
– Что вы так долго? Что-то случилось?
За ужином – они сидели на террасе, и впервые за все время Татьяну это не раздражало, – Татьяна с Димой рассказывали о Елизавете Ивановне. Анжела слушала молча, не перебивала.
– Старая идиотка, – заключила она, когда Дима заверил, что все в порядке, – каждый год одно и то же.
– Как одно и то же? – удивилась Татьяна.
– Да она каждый год устраивает этот цирк, – пожала плечами Анжела.
– Пойду я. – Дима встал со стула и чуть не упал.
– Опять нажрался, – констатировала Анжела.
Дима зыркнул на нее и сделал еще одну попытку встать.
– Может, его проводить? – предложила Татьяна.
– Сам дошкандыбает.
Дима, покачиваясь, начал спускаться с лестницы. На последней ступеньке не удержался и рухнул.
– Бля… – простонал он.
Татьяна с Анжелой кинулись вниз. Дима лежал под фиговым деревом и стонал.
– Что с вами? – кинулась к нему Татьяна.
– Да что пьяному будет? Другой бы уже шею свернул, а этому хоть бы хны. Отряхнулся и пошел, – прокомментировала Анжела.
Дима с помощью Татьяны встал на ноги.