И давно известные, и новонайденные, они могли бы легко уместиться со всеми своими подробностями на одной или двух книжных страницах. Дважды упомянули Рублёва его современники-летописцы. Краткие сведения о нём содержатся в двух житийных произведениях. Около трёх десятков упоминаний разной степени достоверности – в записях преданий как древнего, так и нового происхождения, да условные портреты самого художника в нескольких миниатюрах XVI–XVII веков и на одной иконе. Вот и всё, чем располагает сейчас биограф. Много это или мало?
Для жизнеописания человека нового времени – ничтожно мало! Для древнерусского иконо-писца это существенно, ибо русская средневековая живопись, за семь столетий своего существо-вания воплотившаяся в десятки, а может быть и сотни тысяч произведений, из которых лишь ма-лую часть сохранило для нас время, была почти сплошь анонимна. Из сотен имён художников, живших ранее XVII века, известны лишь единицы. И то в нашем сознании многие из них – только имена, поскольку их произведения неизвестны. Быть может, их иконы уже не существуют, возможно, они влились в число анонимных созданий художества. Мал и краток список художников XIV–XV веков, чьи иконы или фрески мы сейчас знаем, – Феофан Грек, Рублёв, Даниил Чёрный, Паисий, Дионисий…
Скудные, по представлениям нового времени, данные о жизни Рублёва на самом деле свиде-тельство его огромной известности при жизни и много времени спустя.
И всё же судьба Рублёва погружена в жизнь и культуру его времени, слита с ними. Ключ к биографии средневекового художника – в его произведениях и событиях современной ему исто-рии. Его жизнь может быть описана строго по имеющимся свидетельствам лишь на фоне истори-ческих событий того времени.
Где была «земля рождения его», та земля, которая взрастила на своём лоне будущего вели-кого художника? Всё, что мы сейчас знаем о его личной и творческой судьбе, свидетельствует – Рублёв уроженец средней полосы России, тех мест, которые мы называем теперь Подмосковьем. Здесь, и только здесь, сохранялись его произведения, и дошедшие до нас, и известные по древним описям. С подмосковными обителями связана его монашеская жизнь. И, наконец, в своей живо-писи Рублёв продолжал глубинные и давние традиции именно этого края Ростово-Суздальской Руси.
Рублёв, скорее всего, был потомственным, коренным ремесленником. Если это так, то глу-бинные первоосновы творчества, искусства жили в его крови родовым даром, закрепившимся в первых же впечатлениях детства, ещё раньше, чем обозначились черты особого таланта, который вывел его на путь иконописания.
Молодость Рублёва была ознаменована крупными событиями в жизни Древней Руси, моло-дым человеком он, вероятно, слышал рассказы о победе, одержанной русскими над татарами, так называемые «Повести о Мамаевом побоище», в которых звучали отголоски «Слова о полку Иго-реве», самого поэтичного из древнерусских поэтических созданий. Правда, победа на Куликовом поле не сразу сломила силы татар, но она развеяла уверенность в непобедимости татарского вой-ска, подняла силы в русских людях, пробудила страну от векового оцепенения.
В то время, когда Московское княжество начало освободительную борьбу и собирало вокруг себя все силы народа, средоточиями русской духовной культуры были монастыри. В конце XV века они получают широкое распространение; многие люди покидают насиженные места, уходят в дремучие леса и начинают новую жизнь в нужде и лишениях. Они стремятся в уединении к внутреннему совершенствованию и сосредоточенности; недаром один современник сравнивал их с древним мудрецом Диогеном. Но в отличие от восточных отшельников, мрачных аскетов, про-славленных кистью Феофана, в русских чернецах XV века никогда не угасало стремление к прак-тической деятельности: они умели с топором пробиваться сквозь чащу леса, собирать вокруг сво-их келий людей, вести неутомимую трудовую жизнь. Движение это захватило почти всю среднюю Россию и скоро перекинулось на север.