От безысходности я решил еще раз попробовать перескочить плетень, уже с другой стороны двора. Пустил донца коленями и сильно пришпорил бока. Конь опять взял хороший разгон, и когда я уже решил, что все повторится, неожиданно легко перелетел через препятствие. Внизу, под нами мелькнули колья и поперечные жерди плетня, но мы оказались уже вне двора, на каком-то пустыре. Сзади еще что-то кричали, но это больше не имело значения, достать нас могла разве что автоматная очередь.
Глава 4
Через час после того, как я вырвался из западни, нормальный придорожный кузнец подковал донца за обычную местную плату в четыре московки. Я еще не отошел от недавних волнений и был полон планов мести. Однако лезть без поддержки в осиное гнездо не рискнул. Решил поехать в Кремль и выпросить у Дмитрия Иоанновича карательный отряд. Однако обстоятельства сложились так, что о скорой сладкой мести мне пришлось временно забыть.
Пока кузнец возился с подковой, появился еще один заказчик, мужчина средних лет. Он привязал свою лошадь и сел рядом со мной на скамью.
- Скоро кузнец освободится? - спросил он. Мне было не до разговоров, и я коротко сказал, что, вероятно, с минуты на минуту.
- А мы, кажется, знакомы, - присмотревшись ко мне, сказал он.
Я мельком взглянул, действительно, его лицо показалось знакомым, но где мы могли пересечься, не вспомнил.
- Да, где-то, кажется, встречались, - подтвердил я, не испытывая нужды напрягать память. Сосед по лавочке, судя по внешности, был самым заурядным московским обывателем, и мы вполне могли раньше сталкиваться на рынке или в какой-нибудь лавке. Таких людей можно встречать каждый день, а потом не вспомнить, где видел. Однако ему непременно захотелось выяснить, откуда он меня знает, и он начал гадать:
- Ты не жил на Таганке?
- Нет, не жил, - ответил я, так высокомерно, чтобы у него пропало желание разговаривать. Однако он на мой холодный тон внимания не обратил и снова спросил:
- Ты не по купеческой части будешь? Может, коробейник?
На коробейника, мелочного торговца, я, как мне казалось, никак не походил, даже с учетом заношенного кафтана.
- Нет, я не коробейник, - еще суше ответил я.
- Значит, у меня на постоялом дворе был. У меня память на лица такая хорошая, раз увижу человека, через десять лет вспомню.
Постоялых дворов я посетил достаточно много, и просто не мог помнить в лицо их хозяев, потому неопределенно пожал плечами. Однако трактирщик не сдавался и решил не мытьем, так катаньем выяснить, где он меня видел. Он беззастенчиво, в упор рассматривал меня, словно музейную статую, щурил прицельно правый глаз и разве что не пробовал на ощупь.
- Вспомнил! - вдруг радостно воскликнул он. - Это ты к нам на двор приходил с гулящими девками!
Как раз в этот момент кузнец вывел из загона моего подкованного донца и, услышав конец фразы, цинично усмехнулся.
- С какими еще девками? - совершенно искренне удивился я. Пользоваться любовными платными утехами мне не приходилось. - Ты меня с кем-то путаешь!
- Как же, путаю! Ничего я не путаю! - радовался трактирщик. - Вас еще трое было мужчин, и с вами две гулящие девки из дома. Ты с молодым парнишкой в зале сидел, а Федька с девками в светелке развлекался. А меня ты не помнишь, потому что там за главного была моя жена! Ну что, теперь-то признал?
Я еще раз внимательно посмотрел на соседа и согласно кивнул головой. Такой случай действительно имел место быть. Молодой царь Федор Годунов в преддверии предсказанной мной потери престола решил успеть познать жизнь во всех ее формах. Мы втроем - он, переодетая в мужское платье царевна Ксения и я - посетили веселый дом, где случайно столкнулись с боярином князем Василием Ивановичем Шуйским. Чтобы он не узнал царя и царевну, пришлось срочно оттуда уходить. Однако царь Федор так увлекся двумя жрицами любви, что потребовал взять их с собой. Именно тогда мы оказались в трактире, о котором толковал этот человек. Я даже вспомнил его энергичную супругу - женщину с хитрым, лисьим личиком. Она, кстати, приходилась родной теткой одной из двух царевых гетер.
Когда, наконец, выяснилось, где мы встречались, вопрос можно было закрыть и оставить меня в покое, тем более что я уже расплатился с кузнецом и примеривался сесть в седло. Однако словоохотливый трактирщик не унялся:
- Федька-то теперь у меня в холопах служит, так с той Феклой и живет!
Какой Федька, и что это за Фекла, с которой он живет - я не знал и вежливо кивнул головой, что, мол, рад за них.
- Вот Федька-то обрадуется, когда скажу, что тебя встретил! - продолжал тараторить он.
- Какой Федька, почему он должен радоваться, что мы встретились? - окончательно запутался я.
- Как какой? Да тот, с которым ты у меня был! Неужто запамятовал? Я же тебе целый час толкую, что он у меня в холопах служит!
- Федор? Тот самый? В холопах? Ты шутишь? - только и смог выговорить я.
То, что царь, даже молодой, свергнутый с престола, может служить в холопах у трактирщика, было слишком.
- И давно он у тебя? - только и нашелся спросить я.
- Порядком. Федька-то парень хороший, исполнительный, сам, поди, скоро свое дело заведет. Мы им много довольны, а супруга так не нарадуется!
- Скажи ему, я обязательно заеду навестить.
- Так за чем дело стало, сейчас подкую свою кобылу, и вместе поедем, мы же тут стоим в двух шагах, или запамятовал?
Я, действительно, уже забыл, где расположен трактир, в который мы добирались околицами и "тайными тропами".
- Тогда с нами было две девушки, эта Фекла - которая посветлее или потемнее? - спросил я, вспоминая лица "блудниц", с которыми пылкий юный царь сразу же завел тесные отношения. Одна из них была кареглазой и русой, вторая - кукольной блондинкой.
- Фекла-то? - переспросил трактирщик. - Фекла та, что темнее, племянница моей бабы. Только хоть у нее глаз и карий, но она девка хорошая, не беспутная. С Федькой-то они душа в душу живут. Глядеть на них душа не нарадуется, чисто голубки!
Фекла, которую под влиянием западной литературы и конкретно итальянского поэта Данте Алигьери, царь называл Беатриче, была, сколько я мог судить при краткости знакомства, девушкой умной и целеустремленной, к тому же очень красивой. В элитные проститутки она попала не по своей воле и теперь, судя по всему, решила поменять свою жизнь. Как бы деликатнее спросить о ее прошлых занятиях у трактирщика, я не придумал и решил разобраться на месте. Поэтому, не раздумывая, согласился на визит:
- С удовольствием навещу твоего холопа.
- Вот и ладно! Федька будет рад, а то у него из прежних знакомцев никого не осталось.
Дальше словоохотливый трактирщик принялся рассказывать о себе, своей жене и детках. Ничего информативного в его откровениях не содержалось, одни общие восторги по поводу удачно сложившейся жизни, замечательной жене, прекрасных отпрысках. Мне всегда немного завидно наблюдать такого рода людей, у которых все всегда хорошо.
Пока мы разговаривали, кузнец перековал кобылу трактирщика, и мы отправились навещать Федора. Почему-то трактир, несмотря на свое название, находился не на большой дороге, а на отшибе, прятался среди небольших окраинных изб московской бедноты и полукрестьянских подворий окраинной Москвы. Это удивило меня еще в тот раз, когда мы попали сюда впервые. Каким проезжим людям он мог доставить кров и стол, я не представлял, поблизости не проходил ни один тракт, и попасть сюда без провожатого было совершенно нереально.
- Кто у вас здесь останавливается? - спросил я спутника, когда мы плутали по задам каких-то садов и огородов.
- Всякие разные, у нас от желающих отбою нет, - с энтузиазмом ответил он, - место, сам посуди, какое: тишина, покой, свежий воздух! Не то, что в городе, там ведь дышать нечем, пыль, чад, зимой от печного дыма снег черный. Такого хорошего, тихого места во всей Москве не сыщешь. Я слышал, покойный царь Борис хотел здесь главный царский дворец строить!
Что касается планов покойного царя, это проще всего было выяснить у его сына, но, судя по разговору, трактирщик даже примерно не представлял, кто служит у них в наемных холопах.
Наконец мы въехали через узкую калитку во двор этого странного заведения. Первый раз я не особенно присматривался к здешним достопримечательностям, теперь отнесся к месту обитания Федора Годунова более внимательно. Что касается свежего воздуха, трактирщик не соврал, в отличие от слобод вроде мясной, кожемятной или гончарной, атмосфера здесь была вполне приличная, почти как в сельской местности. Во дворе пахло сохнущей травой, печеным хлебом и почему-то распаренными березовыми вениками. Других приятностей я пока не увидел, трактир занимал обычную крестьянскую избу, правда, довольно большую и высокую, поставленную на подклеть, да еще крышу дома венчала печная труба. По углам обширного двора располагались обычные хозяйственные постройки.
Как только мы остановились возле избы, на крыльцо выскочила хозяйка, которую я сразу узнал, она порывисто бросилась к мужу, придержать стремя, пока он слезал со своей кобылы. Супруги обнялись так, как будто не виделись целую вечность. Только после того женщина посмотрела на меня и сразу узнала:
- Федя, - крикнула она в открытую дверь, - выходи, к тебе товарищ приехал!
На крыльцо вышел царь Федор в простом платье и остриженный под горшок. Он сильно похудел, стал бледным и выглядел отрешенным. Бывший царь уставился на меня как на привидение, но когда узнал, расплылся в приветливой детской улыбке.
- Алеша, - радостно сказал он, спускаясь по ступеням во двор, - вот кого не чаял увидеть!
В отличие от сестры, которая начала встречу с упреков, что я их бросил в трудную минуту, он, казалось, был мне искренне рад.