– Ваше Превосходство, – приветствует главврач, с удивлением уставившись на коробку в моих руках.
– Капитан Дар, я могу поговорить с одним из ваших мудрецов?
– Конечно, – расплывается в улыбке Летум, – в моем кабинете будет удобно?
– Вполне.
Не спросил с кем именно, но приведет Дэлию. Будет деликатно молчать и оставит нас вдвоем без лишних просьб. Дело не в мужской солидарности. Пока капитан уверен, что я приезжаю ради женщины, он не ждет подвоха со стороны службы безопасности. А зря. Прикрою к дарлибовой бабушке это заведение, повод только придумаю. Задачу ставили вынуть из мудрецов как можно больше полезного, а психиатры увлеклись терапией. Лечат всех подряд. Даже тех, кого не нужно.
Из кабинета главного врача исчезла часть мебели. Испугался Летум, засуетился. Хорошо, но поздно, и пока не до этого. Я прошу отодвинуть столы для совещаний к стене и освободить центр кабинета. Пока санитары шоркают ножками мебели о паркет, капитан Дар приводит Дэлию.
– Ваше Превосходство, – холодно и отстраненно говорит мудрец, а меня дергает. Дэлия уже звала меня по имени, почему снова обращается официально? Понимаю, что вокруг слишком много посторонних, но все равно неприятно. Санитары исчезают бессловесными тенями, Летум закрывает за собой дверь и я делаю шаг к хрупкой и трепетной, как стебель травы, дариссе:
– Дэлия.
Она складывает руки за спиной и вытягивает спину. Уже не отступает назад, но и не подходит ближе.
– Наилий, я могу быть вам полезной?
Ах, вот почему. Думает, что я снова буду спрашивать о предателе, и только ради него приехал. Достаю из кармана планшет и ставлю на всю его громкость мелодию вальса. Редкая композиция, даже не с нашей планеты. Был в командировке на Эридане, играл один музыкант на арфе так, что я улететь оттуда никак не мог. Его самого забрать с собой нельзя, но музыку можно.
– Мы с вами открываем бал, и от вальса никуда не деться, – тихо говорю под звенящие горными ручьями ноты арфы, – я не самый лучший танцор, поэтому желательно отрепетировать.
Переливы звучат чаще и сочнее. Как поток, разбившийся о камни на отдельные струи. Каждая со своим голосом и характером, но все одинаково холодные. Дэлия будто не слышит. Стоит и не решается подойти ближе. Терпение тает, я боюсь сорваться. Камера в кабинете одна, собью выстрелом из бластера, дверь стулом подопру, не войдет никто. А кричать мудрец не будет, я поцелуем ей не позволю.
Нет, нельзя так! Тьер, что происходит? Я качаюсь из стороны в сторону и прижимаю безымянный палец к ладони, пережидая вспышку. Голову потерял от желания, давно со мной такого не было.
– Я танцую совсем плохо, – Дэлия вздыхает и идет ко мне. – извините, если буду наступать на ноги.
Мудрец смотрит куда-то на пятый карман комбинезона, но руку мне на плечо кладет уверенно. Обнимаю и прижимаю к себе, чувствуя, как вздрагивает от смущения. Совсем юная, чистая, невинная. Не нужна история болезни, я и так знаю, что никто из мужчин не прикасался прежде. Я первым буду. Сознание снова плывет, кровь по венам бежит, гоняя волны жара, как от глотка Шуи. Я забываюсь и ладонь со спины Дэлии кладу на бедра.
– Наилий, – шепчет мудрец, – вы неправильно руки держите. Для вальса нужно вот так.
Смелеет и поправляет меня, а я прячу улыбку и бормочу извинения. Музыка вокруг плещется волнами степного ковыля, дышит и поет. Делаю шаг, увлекая за собой легкую, как пушинка, Дэлию. Кружу по кабинету, скорее чувствуя, чем замечая стулья, столы. Светило выходит из-за туч, проливаясь светом через высокие окна. Воздух чистый и прозрачный, а я как в тумане. Не вижу ее, нельзя смотреть в вальсе на партнершу, только нести бережно по паркету под мелодию арфы. Круг за кругом, шаг за шагом. Не боится, теперь знаю. Доверчиво прижимается и подстраивается под мои широкие движения. Словно не первый бал предстоит, а сотый. Так долго вместе, что ни слов, ни взглядов не нужно. Вечность на двоих, в которой мне осталось так мало. Я буду пить ее маленькими глотками, пока еще хожу по планетам. Десятки миров, тысячи лиц, а смотреть хочется на одно единственное. Запись кончается, планшет шипит тишиной. Замираю, все так же держа в объятия Дэлию. Нужно отпустить. Сейчас.
– Спасибо, прекрасный танец, – тихо говорю ей и отступаю на шаг назад.
– Вы строги к себе, как к танцору, – улыбается мудрец, – но я рада этой репетиции.
Мелодия еще тянется внутри, а на руках тепло девичьего тела. Теперь я пропах медикаментами и отчаяньем. Что мне сделать, чтобы забрать ее навсегда? Никакой больничной формы, врачей, санитаров. В бездну инструкции, коллегию, историю болезни. Но реальность держит крепко. Танец с бумагами и разрешениями нужно исполнить до конца. Хотя я могу позволить себе несколько лишних па:
– Я привез вам платье, Дэлия, – протягиваю ей пакет с подарком, – и мастер-ключ. Он открывает все двери в центре. Завтра после ужина собирайтесь и выходите на территорию. Оттуда вас заберут на бал.
Мудрец принимает пакет и удивленно смотрит на пластиковую карту ключа. Думает, наверное, что наглым генералам можно все. Увы, нет. Иначе не было бы осеннего бала весной, истории с поиском предателя и репетиций. Женщину можно взять, но очень тяжело завоевать.
– Я приду, – кивает мудрец, – до встречи, Ваше Превосходство.
– До встречи.
Я дарю ей поцелуй вежливости и ухожу. Скорее в холод коридоров, чтобы тонкий аромат девичьего тела не мучал так сильно. Нелегко прийти в себя. На парковку я добираюсь, не помня дороги. Падаю на кожаный ложемент катера и опускаю крышу. Гарнитура пищит. Всегда не вовремя.
– Слушаю.
– Наилий? Я узнал, что ты просил, – Публий всегда начинает без лишних вступлений. – Психиатрический диагноз Мотылька можно оспорить. Тем более симптомов мало и они слабо выраженные. Нет их почти.
Не спешу радоваться, хотя очень хочется. Если диагноз снять, то все проблемы исчезнут, но военврач продолжает.
– Однако голос в голове она слышит на самом деле. Вступает с ним в диалог и считает помощником. Даже имя ему дала. Юрао.
Рубашка прилипает к телу под комбинезоном. Индикаторы в салоне катера сливаются в цветное месиво и закручиваются каруселью.
– Я бы хотел сказать, что она здорова, но не могу, – припечатывает Публий. – Понимаешь, нельзя быть немножко беременной. Шизофрения либо есть, либо нет. У Мотылька есть.
Я понимаю, что это значит. Приступы, рецидивы, обострения, ремиссии. Зависимость от препаратов, настроения, погодных условий. Бесконечная пытка для себя и окружающих, а итог всегда один – полное разрушение личности. Смерть с открытыми глазами.
– Мне жаль, Наилий.
Уже не слышу, смотрю на тонкие контуры карты города на стекле. Линии сплетаются и расходятся. Целое распадается на части. Я разваливаюсь на куски.
– Наилий, мне не нравится, как ты молчишь…
– Сорок циклов разницы, Публий, – отвечаю ему, чувствуя как меня прорывает, – когда я под выстрелы лез от одиночества, она еще даже не родилась. Представляешь? Плевал я на диагноз, катитесь все в бездну! Отбой!
Швыряю гарнитуру в стекло. От ранений не кричу, а сейчас не сдержаться. Долго, протяжно, выливая боль. Чтобы не осталось ничего кроме видения хрупкой девушки в белой больничной форме.
Глава 5 . Побег
Дэлия
С утра хожу в платке, пряча накрученные на бумагу волосы. Поэтесса настаивает, что чем дольше ждать, тем крепче кудри. Не спорю. Раздражают уже приготовления, но я терплю. Не хочется выглядеть на балу чучелом рядом с генералом. Я поняла, насколько все серьезно, когда увидела платье из бирюзового шелка и туфли на высоком каблуке. На них стоять невозможно, не то что танцевать. Три раза обувала и ходила по карцеру, чуть не подвернула ногу и всерьез испугалась, что хромая на бал не дойду, а ведь еще работать нужно.