Он приземлился всамую
гущу листьев и скрылся из виду. После этого я вернулась к подругам. Какраз
в этот момент занамипришелЛюбен,чтобыдостойноувенчатьцеремонию
жертвоприношения, верховный жрец требовал к себе всечетырежертвысразу.
Самая юная из нас уже прошла через муки, и ее ягодицывыгляделиничутьне
лучше, чем у нас, а все ее тело, с головы до ног, сочилось кровью. Постамент
был убран, Любен заставил всех четверых лечь на пол в серединекомнаты;он
быстро и умело разложил нас вплотную друг кдругу,такчтовосемьнаших
круглых, хотя и изрядно истерзанных холмиков,надополагать,представляли
собой волнующее зрелище.
Подошел герцог, и Любен начал ласкать ему член левойрукой,аправой
поливать горячее масло на наши ягодицы. Кнашемусчастью,оргазмхозяина
наступил быстро.
- Жги их, испепеляй, поджаривай их! - кричал егосветлость,сбрасывая
свою сперму, которая смешивалась с раскаленной жидкостью, превращающейнаши
тела в копченый окорок. - Жги этих похотливых самок, я кончаю!
Из этой мясорубки мы вышли в таком удручающем состоянии, что еголучше
всего описал бы хирург, который в потелицатрудилсядесятьдней,чтобы
стереть печать, оставленную герцогом нанашихтелах.Ксчастью,намои
ягодицы попало всеголишьнесколькокапелькипящегомасла,такчтоя
доставила лекарю гораздо меньше хлопот, чем остальные из нашего квартета,а
самую юную мучители отделали так, будтоонапобывалавваннескипящей
смолой.
Несмотря нараны,которыевызывалиневыносимуюболь,ясохранила
самообладание и, когда мы вышли из дома, улучила момент,нырнулавкусты,
схватила сверток и незаметно сунула его под юбки; такимобразом,страдания
моиоказалисьвознаграждены,иямоглапоздравитьсебясуспехом.
Встретившись с Дювержье, я сурово попеняла ей за то, что она подвергламеня
столь опасному испытанию;какоеправоимелаонапоступатьтак,гневно
спросила я, если знала, что я больше не собираюсь жертвовать собойрадиее
блага. Вернувшись домой, ясразулеглавпостельиприказалапередать
Нуарсею, что нездорова и хочу, чтобы несколько дней меня не тревожили. Он ни
капельки не был влюблен в меня, как, впрочем, ни в кого другого, ещеменьше
он был расположен тратить время на то, чтобы утешать ивыхаживатьбольную,
и, лишний раз подтверждая свое великолепное философское безразличие, Нуарсей
так ни разу и не подошел к моей постели; затоегожена,болеемягкаяпо
натуре и более дипломатичная, дважды навестила меня,правда,воздержавшись
от слез утешения. На десятый деньяпочувствоваласебясовсемхорошои
выглядела лучше, чем прежде. В тот день я проверила свою добычу - в кошельке
было триста луидоров, бриллиант стоил минимумпятьдесяттысячфранков,а
часы-тысячу.Теперь,вместеспрежниминакоплениями,ябыла
обладательницей приличного состояния, которое могло приносить мне двенадцать
тысячвгод,иярешила,чтостакимприданымпорадействовать
самостоятельно, а не оставаться игрушкой в чужих жадных руках.