Я проигнорировала его насмешки.
— Кто-нибудь еще может подтвердить ваш рассказ?
— Да, Адам может.
— Самоубийца?
— Несостоявшийся.
— А есть какие-нибудь еще свидетели, которые не пытались покончить с собой за пять минут до происшествия?
— Он пытался это сделать за пять дней до того. А кроме нас все видела моя племянница.
— Мне нужны ее данные.
Я немного поразмыслила об этом.
— Хорошо. Записываете?
Он лениво достал ручку и открыл новую страницу в блокноте, который был девственно чист, если не считать моих показаний, записанных им за последние десять минут.
— Диктуйте.
— Ее зовут Алисия Роуз Талбот, вы найдете ее в детском саду «Веселые обезьянки» на Вернон-авеню в Клонтарфе.
— Она там работает?
— Нет. Она туда ходит. Ей три года.
— Вы издеваетесь, черт подери? — Он отшвырнул ручку.
Адам встревоженно заглянул в комнату.
— Нет, но мне кажется, вы надо мной издеваетесь. По-моему, вы не воспринимаете все это всерьез.
— Слушайте, я привык искать простые объяснения, в них обычно и содержится истина. А в вашей истории про русских наркодилеров, бегающих с хоккейными клюшками по пустынным проселкам, столько всяких нестыковок и неувязок, что я сомневаюсь, реальна ли она вообще.
— Но это было!
— Возможно.
— Было.
Он промолчал.
— И каково же тогда простое объяснение? — спросила я.
— Я знаю, что вы ушли от мужа.
От удивления я чуть не поперхнулась. Вот уж не думала, что разговор пойдет об этом.
— Это было в ту ночь, когда первый пытался застрелиться, — услужливо напомнил он.
— Какое отношение ко всему этому имеет, когда я ушла от мужа?
Он потер колючий, покрасневший от постоянного бритья подбородок. Надо бы ему, что ли, смягчающим кремом пользоваться. С полминуты он молча меня разглядывал, так что и правда почувствовала себя как на допросе.
— А это как-то было связано с тем самоубийцей?
— Нет… да… может быть, — запинаясь, пробормотала я, не желая говорить правду. — Зачем вам это?
— Затем. — Он поерзал на стуле и принялся барабанить пальцами по раскрытому блокноту. — Я уже давно на этой работе, и — спросите у любого специалиста — нельзя допускать, чтобы рабочие проблемы влияли на семейную жизнь.
Я изумилась и хотела сказать что-нибудь резкое, но потом прикусила язык. Судя по всему, ему нелегко было это выговорить.
— Я ушла не из-за того, что случилось с Саймоном. Но все равно спасибо. За совет.
Он молча смотрел на меня, потом наконец перешел к сути:
— Как вы считаете, ваш бывший муж мог иметь отношение к разбитому стеклу?
— Ни в коем случае.
— Откуда вы знаете?
— Потому что он не такой человек. Он слишком бесстрастный. Из него даже футбольный болельщик не вышел — не хватает эмоций для сопереживания. А друзья как-то подарили ему на день рождения флюгер, чтоб держал нос по ветру, ведь своего мнения у него просто нет. Честно, если б вы его знали, вам бы и в голову не пришло это обсуждать. Давайте двигаться дальше.
— Как он воспринял ваш уход?
— Господи, Магуайр, ну это вообще не ваше дело, — завопила я и вскочила со стула.
— Это дело о разбитом стекле, — спокойно заметил он. — У нас есть брошенный муж, обиженный и, я думаю, негодующий. Возможно, пока вы были вместе, он вел себя тише воды, но вы не представляете, как иногда меняются люди.