А именно таково сейчас ее положение. И ничего с этим не поделать, разве что заставить его отослать ее в Нью-Йорк немедленно. Какая соблазнительная идея! Но, вспомнив о сестре, она почувствовала угрызения совести. Надо дать шанс Стефани. Кроме того, страшно было даже подумать о встрече с отцом.
Шерис заставила себя улыбнуться, хотя на самом деле ей хотелось плакать.
— Как насчет прогулки, мистер Холт?..
Он усмехнулся и снова взял ее под руку. Она остро ощутила его прикосновение, его близость, но, погруженная в собственные проблемы, не замечала, куда он ее ведет, до тех пор пока они не подошли к загону. Она с отвращением отпрянула.
— Что-то не так? — поинтересовался Лукас.
— Я не люблю лошадей. И еще больше не люблю связанные с ними запахи. Он усмехнулся:
— Голубушка, это ранчо, где разводят лошадей. Придется вам привыкать.
— Не вижу причин. — Она прищурилась. — Разве что вы намерены поручить мне чистить конюшню. Тогда позвольте сказать вам…
— Стойте-стойте, никто не говорит о чистке конюшни. Но вам придется ездить верхом.
— Ни за что! — Она решительно покачала головой. Его темные брови взлетели.
— Вы хотите сказать, что не ездите верхом?
— Именно это я имею в виду.
— Что ж, нам придется это исправить. Ей не понравилось выражение его лица. Кажется, он готов начать уроки прямо сейчас.
— Вы привезли меня сюда в хорошей коляске. Я могу ездить в ней.
— Но это наемная коляска, и Билли отвезет ее сегодня в город.
Как раз в этот момент коляска, ставшая темой их разговора, возникла перед их глазами в таком облаке пыли, что они чуть не задохнулись. Шерис, прикрыв глаза рукой, смотрела, как индеец, теперь более прилично одетый, бешено мчался прочь от ранчо.
Лукас посмотрел на нее, и ему стало не по себе. Он возложил ей на плечи чрезмерно тяжелую ношу, не дав времени привыкнуть.
— Вы всегда выглядите такой красивой, после того как проведете утро на кухне?
Она повернулась и с изумлением взглянула на него.
— Вы смеетесь надо мной, мистер Холт? Вы же знаете, это первое утро в моей жизни, которое я провела на кухне. — Она не стала заниматься дальнейшим самоуничижением и не добавила, что при нынешнем цвете лица вряд ли ее можно назвать красавицей.
— Значит, кухня вам идет, — усмехнулся он Прежде чем Шерис успела ответить, он потянул ее за загон, к большому тополю. Легкий ветерок уносил в сторону запах лошадей. В манящей тени дерева стояла скамейка как раз на двоих, — но Лукас не сел рядом, а поставил ногу на сиденье и низко наклонился.
Она подняла голову. Поцелуй застал ее врасплох. Шерис попыталась вырваться, но его руки опустились ей на плечи. Лукас целовал ее, а она смотрела в эти похожие на драгоценные камни глаза и размышляла, что за чувство отражается в них.
Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, какие нежные у него губы. Сильные руки скользнули по ее плечам к шее, и пьянящее чувство нахлынуло на нее. Глаза Шерис закрылись, и губы ее откликнулись на прикосновение его губ.
Опомнившись, Шерис рванулась назад, выдохнув:
— Мистер Холт!
Никогда еще ее так не целовали.
Она почувствовала себя такой наивной! Подумать только, она чуть не стала любовницей Антуана и в то же время так мало знала о поцелуях. Даже Антуан никогда не целовал ее подобным образом.
Мысль об Антуане пробудила в ней тихо дремавший гнев. Все мужчины одинаковы. Они никогда не бывают искренни и всегда намерены что-то получить взамен расточаемых ими слов. В ней представителей противоположного пола привлекали либо ее деньги, либо ее тело. Теперь она может добавить к этому списку еще одно: оказывается, она годится и для каторжной работы.