Не сразу, не вдруг новобранцы поняли, что там, за стенами вагона,
туманный мерзлый мир не воет, он поет.
Когда новобранцев выгоняли из вагоновкакие-торавнодушно-злые люди в
ношеной военной формеи выстраивали ихподлепоезда,обляпанногобелым,
разбивалинадесятки, затем приказали следоватьзаними, новобранцывсе
вертели головами, стараясь понять: где поют? кто поет? почему поют?
Лишьприблизившиськсосновомулесу,осадившемутеплыми вершинами
зимний туман, сперва черно, затем зеленозасветившемусяв серомнедвижном
мире,новобранцы увиделисовсех сторон из непроглядной мглы накатывающие
под сеньсосняков, устало качающиесяна ходу людскиеволны, соединенные в
ряды, всомкнутые колонны. Шатким строем шагающие людине посвоей воле и
охотеисторгали ртами белый пар, воследкоторому вылетал тот самыйжуткий
вой, складываясьвмедленные, протяжныезвукиислова,которыескорее
угадывались, ноне различались:"Шли постепиполки сославой громкой",
"Раз-два-три, Маруся, скоро яктебевернуся", "Чайка смело пролетела над
седой волной", "Ой да вспомним, братцы вы кубанцы, двадцать перво сентября",
"Эх, тачанка-полтавчанка -- все четыре колеса-а-а-а".
Знакомыепошколенехитрыесловапесен,исторгаемыешершавыми,
простуженными глотками, еще более стискивалии безтогосжавшееся сердце.
Безвестность, недобрые предчувствия и этот вот хриплый ор под грохот мерзлой
солдатскойобуви.Нопод сенью сосновоголеса звук грозных шаговгасило
размичканным песком, сомкнутыми кронами вершин, собирало воедино, объединяло
и смягчало человеческие голоса. Песни звучали бодрее, звонче, может,ещеи
оттого,чтороты,возвращающиесясизнурительныхвоенныхзанятий,
приближались к казармам, к теплу и отдыху.
Ивдругдужкой железногозамка захлестнуло сердце: "Вставай,страна
огромная! Вставайна смертныйбой..."-- грозная поступьзаняладальи
близь,онавластвоваланадвсемостывшим,покорившимсямиром, гасила,
снимала вседругие,слабые звуки, вседругие песни, и трескдеревьев,и
скрипполозницы,идалекиегудкипаровозов--толькогрохающий,все
нарастающийтупойшаг накатывал со всехсторон ивроде бы дажеснеба,
спаянногос землею звенящейстужей. Разрозненнобредущие новобранцы, сами
того не заметив, соединились в строй, начали хлопать обувью по растоптанной,
смешанной со снегомпесчаной дороге в лад грозной той песне, и чудилось им:
вовдавленныхкаблукамиямкахсветиласьнеразмичканнаябрусника,но
вражеская кровь.
Солдаты, угрюмо несущие на плечах и загорбках винтовки, станки и стволы
пулеметов,плиты минометов, за ветви задевающие иснегроняющие пэтээры с
нашлепками на концах, похожими на сгнившие черепа диковинных птиц, шли вроде
бы не сзанятий, на бой они шли, на кровавую битву, и не устало бредущее по
соснякувойско всаживаловколеблющийсяпесок стоптанные каблукистарой
обуви,а люди, полныемощии гнева, слицами, обожженнымине стужей,а
пламенембитв,ивеялоотнихвеликойсилой,которуюнепонять, не
объяснить, лишьпочувствовать возможнои сразу подобраться всебе, ощутив
свое присутствие в этом грозном мире, повелевающем тобою, все уже трын-трава
на этом свете, все далеко-далеко, даже и твоя собственная жизнь.