Он смерил Берлиоза взглядом, как
будтособирался сшить емукостюм,сквозьзубы пробормоталчто-то вроде:
"Раз,два... Меркурий во втором доме... лунаушла... шесть -- несчастье...
вечер -- семь..." -- и громко и радостно объявил: -- Вам отрежут голову!
Бездомный дико и злобно вытаращил глазанаразвязного неизвестного, а
Берлиоз спросил, криво усмехнувшись:
-- А кто именно? Враги? Интервенты?
-- Нет, -- ответил собеседник, -- русская женщина, комсомолка.
-- Гм... -- промычал раздраженный шуточкой неизвестного Берлиоз, -- ну,
это, извините, маловероятно.
-- Прошу и меня извинить, -- ответил иностранец, -- но это так. Да, мне
хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегоднявечером, если это не
секрет?
--Секрета нет.Сейчас я зайдук себе на Садовую,а потом вдесять
часоввечеравМАССОЛИТесостоитсязаседание,иябудунанем
председательствовать.
-- Нет, этого быть никак не может, -- твердо возразил иностранец.
-- Это почему?
--Потому,--ответил иностранец иприщуренными глазами погляделв
небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные птицы, --
что Аннушкаужекупилаподсолнечное масло, и нетолькокупила, нодаже
разлила. Так что заседание не состоится.
Тут, как вполне понятно, под липами наступило молчание.
-- Простите, -- после паузы заговорил Берлиоз, поглядываянамелющего
чепуху иностранца, -- при чем здесь подсолнечное масло... и какая Аннушка?
--Подсолнечное масло здесь вот при чем, -- вдруг заговорил Бездомный,
очевидно,решивобъявитьнезванномусобеседникувойну,--вамне
приходилось, гражданин, бывать когда-нибудь в лечебнице для душевнобольных?
-- Иван!.. -- тихо воскликнул Михаил Александрович.
Но иностранец ничуть не обиделся и превесело рассмеялся.
-- Бывал,бывалинераз!--вскричалон,смеясь,ноне сводя
несмеющегося глаза с поэта, -- где я тольконе бывал! Жаль только, что я не
удосужился спросить упрофессора, что такоешизофрения. Так что вы уж сами
узнайте это у него, Иван Николаевич!
-- Откуда вы знаете, как меня зовут?
-- Помилуйте, Иван Николаевич, кто же вас не знает? -- здесь иностранец
вытащил изкармана вчерашний номер "Литературной газеты", и Иван Николаевич
увидел на первой же странице свое изображение, апод нимсвоисобственные
стихи. Новчера еще радовавшее доказательство славы и популярностина этот
раз ничуть не обрадовало поэта.
-- Я извиняюсь,-- сказал он, и лицо егопотемнело,-- вы неможете
подождать минутку? Я хочу товарищу пару слов сказать.
-- О,с удовольствием! -- воскликнул неизвестный,-- здесь так хорошо
под липами, а я, кстати, никуда и не спешу.
--Вот что,Миша, -- зашептал поэт, оттащив Берлиоза в сторону, -- он
никакой не интурист,а шпион.