Сказаласьна
мгновение натурачеловека,которыйссамойзарижизнипривыктерпеть
разочарования, но все же не утратил окончательно способностинадеяться.Но
Артур подавил в себе это движение души, взял свечуипринялсяосматривать
комнату. Та же старая мебель стояла на тех же местах. Настенах,врамках
под стеклом висели гравюры, изображавшие "Казниегипетские"*,вкоторых
трудно было что-нибудь разобрать по причине казнейлондонских-копотии
мух. В углу стоял знакомый поставец со свинцовой прокладкой внутри,пустой,
как всегда, похожий на гроб с перегородками; арядомбылзнакомыйтемный
чулан, тоже пустой; в свое время Артура не раз запирали сюда в наказаниеза
какую-нибудь провинность, и в такие дни чулан казался емупреддвериемтого
места, куда он спешил со всех ног по мнению упомянутоговышетрактата.На
буфете по-прежнему красовались большие, каменнолицыечасы;оникакбудто
злорадно подмигивали емуиз-подсвоихнарисованныхбровей,еслионне
успевал вовремя приготовить уроки, а когда раз в неделю их заводили железным
ключом, они издавалисвирепоерычание,словнопредвкушаявсеневзгоды,
которые им предстояло возвестить.Нотутвстоловуювернулсястарики
сказал:
- Идемте, Артур; я пойду вперед и посвечу вам.Следуязаним,Артур
поднялсяполестнице,вдолькоторойтянуласьпанель,разделеннаяна
квадраты, отличавшиеся большим сходством с могильнымиплитами,ивошелв
полуосвещенную спальню, пол которой настолько осел ипокосился,чтокамин
оказался как бы внизине.Вэтойженизинестоялчерный,похожийна
катафалк, диван, и на нем, прислонясь к большомутвердомучерномувалику,
точномуподобиюплахи,накоторойвдоброестароевремясовершались
публичные казни, сидела его мать в траурной вдовьей одежде.
Сколько он себя помнил, между отцом и матерью всегда шли нелады.Самое
мирное времяпровождение его раннего детства состояло втом,чтоонмолча
сидел в комнате, где цариланапряженнаятишина,исострахомпереводил
взгляд с одного отвернувшегося в сторону лица на другое. Мать коснуласьего
лба ледяным поцелуемипротянулачетыренегнущихсяпальцавшерстяной
митенке. Когда с этимнежнымприветствиембылопокончено,Артуруселся
против нее за маленький столик,стоявшийпереддиваном.Вкаминегорел
огонь, как горел днем и ночью уже пятнадцать лет. На огне стоял чайник,как
стоял днем и ночью уже пятнадцать лет. Поверх угля высился маленькийхолмик
мокрой золы, и другой такой же холмиквиднелсявнизу,подрешеткой,как
бывало днем и ночью уже пятнадцать лет. В комнате, лишенной доступасвежего
воздуха, пахло разогревшейся черной краской, как пахло от вдовьего крепа уже
пятнадцать месяцев и от катафалкоподобного дивана уже пятнадцать лет.
- Я привык вас видеть более живой и деятельной, матушка.
- Мир для меня замкнулся в этих четырех стенах, Артур, - ответилаона,
обводя глазами комнату.