- Уходите! Уходите! Когда на меня такое накатит, ятеряюрассудок.Я
знаю, что могу сдержать себя, если соберу все силы; иногда я стараюсь, и мне
это удается, а иногда не хочустараться.Чтоятутнаговорила?Ведья
отлично знала, что говорю неправду. Они уверены, что обо мне позаботилисьи
у меня есть все, что мне нужно. Ничего кроме добраяотнихвжизнине
видела. Я люблю их всем сердцем; они сделали для меня больше, чемзаслужила
такая неблагодарная тварь, как я. Уходите, оставьте меня,явасбоюсь.Я
боюсь себя, когда чувствую, что готова впасть в бешенствоиточнотакже
боюсь вас. Уходите, дайте мне поплакать и помолиться, и мне станет легче.
Деньподошелкконцу,сноваиссякпалящийзной,идушнаяночь
спустилась над Марселем; утренний караван разбрелся,икаждыйводиночку
продолжал назначенный ему путь. Вот так и все мы, путники, не знающие покоя,
свершаем свое земное странствие, изо дня в день, из ночи в ночь, присолнце
и при звездах, взбираемся на горы и устало бредем по долинам, встречаемсяи
расходимся и сталкиваемся вновь в неисповедимом скрещении судеб.
ГЛАВА III - Дома
Был лондонскийвоскресныйвечер-унылый,тягостныйидушный.В
оглушительной какофонии церковныхколоколовсталкивалисьмажориминор,
дребезжание и гул,заливчатыйтрезвонимерныеудары,и,подхваченное
каменным эхо домов, все это нестерпимо резало уши.Меланхолическоезрелище
улиц в траурных балахонахизсажинадрывалодушулюдям,обреченнымна
жестокую необходимость созерцать это зрелище из окна. Вкаждомпроезде,в
каждом тупике,накаждомперекресткедрожал,стонал,билсяввоздухе
скорбный звон, словно город был во власти чумы и по улицам тянулисьповозки
струпами.Всето,начемизнуренныйработойчеловекмогбыхоть
сколько-нибудь отвести душу, было тщательно и надежно заперто назамок.Ни
картин, ни диковинных животных, ни редких цветов или растений, ниприродных
или искусственных чудес древнегомира-навсеэтопросвещенныйразум
наложил табу, нерушимой твердости которого могли бы позавидовать безобразные
божки диких племен в Британском музее *. Неначтокинутьвзгляд,кроме
улиц, улиц, улиц. Негде подышать воздухом, кромеулиц,улиц,улиц.Нечем
разогнать тоску и неоткуда набраться бодрости. Толькоиостаетсяусталому
труженику, что сравнивать унылое однообразие седьмого днянеделисунылым
однообразием шести остальных, размышлять о своей горькой жизнииутешаться
этим - или огорчаться, что более вероятно.
В этот приятный вечер, столь пользительныйдляукреплениярелигиии
нравственности, мистер Артур Кленнэм, только что прибывший из Марселячерез
Дувр, откудаегодоставилдуврскийдилижанс,такназываемая"Синеокая
красотка", сидел у окна в кофейне на Ладгет-Хилл. Вокругнегобылодесять
тысяч респектабельных домов, так хмуро глядевших наулицы,ихобтекавшие,
словно в каждом из них проживали те десять юношей из "Тысячи и однойночи",
которые по ночам вымазывали себе лица грязью и в горестных воплях оплакивали
свои невзгоды.