- Черствые, бессердечные люди! -приговариваладевушка,задыхаясьи
всхлипывая после каждого слова. - Бросили меня тут и думать забыли. Я умираю
от голода, от жажды, от усталости, а имигорямало!Изверги!Чудовища!
Звери!
- Что с вами, бедняжка?
Она подняла своикрасныезаплаканныеглаза,иеерукиповислив
воздухе, не дотянувшись до шеи, усеянной сине-багровыми пятнамиотщипков,
которыми она себя щедро награждала.
- А вам какое дело, что со мной? Никого это не касается!
- Почему вы так думаете? Мне очень неприятно видеть вас в слезах.
- Вовсе вам это не неприятно, - сказала девушка. - Вы даже радыэтому.
Да, рады. Со мной такое было только два раза вкарантинномбараке;иоба
раза вы меня заставали врасплох. Я вас боюсь.
- Боитесь?
- Да, боюсь. Вы всегда являетесь,какбудтояваснакликаласвоим
гневом, своей злостью, своей - не знаю как это назвать. Аплачуя,потому
что со мной дурнообращаются,да,дурно,дурно,дурно!-Тутрыдания
возобновились, слезы полились обильнее, а руки принялись за своепрерванное
занятие.
Свидетельница этой сцены созерцалаеесостранноймногозначительной
усмешкой. И в самом деле, любопытно было наблюдать, как девушка, раздираемая
яростной борьбой страстей, корчится иистязаетсебя,словновнее,как
бывало встарь, вселились бесы.
- Я двумя или тремя годами моложе ее, а между тем ядолжнаходитьза
ней, как старая нянька, а ее все ласкают, милуют, зовутдеточкой!Ненавижу
все эти ласковые прозвища! И ее ненавижу тоже! Ониизнеедурочкуделают
своим баловством. Она думает только о себе, больше ни о ком; я длянеевсе
равно что стул или стол! - Казалось, жалобам не будет конца.
- Нужно смириться.
- А я не хочу смиряться!
- Если ваши хозяева заботятся лишь о себе, пренебрегая вашиминуждами,
вы не должны роптать на это.
- А я хочу роптать!
- Тсс! Будьте благоразумны. Вы забываете о своем зависимом положении.
- А мне все равно. Я убегу. Я натворю бед. Я не буду больше терпеть, не
буду! Я умру, если попробую потерпеть еще.
Свидетельница, приложив руку к груди, смотрела на девушку с темострым
любопытством, с которым человек, пораженный тяжелой болезнью, следилбыза
вскрытием и препарированием мертвеца, умершего от той же болезни.
А девушка еще долго металась ибушеваласовсемпыломмолодостии
неизрасходованных жизненных сил; но мало-помалу ее страстные воплиуступили
место прерывистым жалобным стонам, словно от боли. Она упала в кресло, потом
соскользнула на колени и, наконец, повалилась на пол у кровати, стащив с нее
покрывало, то ли, чтобы спрятать в его складках пылающееотстыдалицои
мокрые волосы, то ли из потребности хотьчто-нибудьприжатькстесненной
раскаянием груди.
- Уходите! Уходите! Когда на меня такое накатит, ятеряюрассудок.