– Совет да любовь, – промолвила умилённая императрица. И почему она была так глупа, что думала об Аракчееве в качестве мужа для малютки Бенкендорф? Кристоф Ливен – её вторая половинка, это видно невооруженным глазом. Они даже схожи между собою внешне. И будут прекрасной парой. А как красиво они будут выглядеть перед алтарём…
Христофор фон Бенкендорф обрадовался такому выбору императрицы. С Мари пусть делают, что хотят, но вот малютка Дотти благодаря его просьбам и усилиям сделает отличную партию. Он немного знал своего “тёзку”, как он прозвал Кристофа фон Ливена. Мальчик быстро сделал карьеру, но не зазнался ни капли – это дорогого стоит. К тому же богат, знатен и очень родовит, а связи Ливенов Бенкендорфам совсем не помешали бы.
Шарлотта Карловна Ливен, прежде чем дать положительный ответ, долго рассматривала потенциальную невестку. Она знала наверняка, что её решение в этом случае является окончательным, и Мария Фёдоровна обязательно учтет ее мнение.
Эта Бенкендорф-младшая – интересная девица – сразу подметила графиня. Совсем не красавица. Но с лица воды не пить, к тому же явных уродств во внешности Доротеи фрау Шарлотта не заметила: не ряба, не коса, не крива и не горбата. Она ей понравилась гораздо больше Анхен фон Остен-Сакен, девочки из хорошей семьи, черноглазой красавицы, но, увы, довольно своенравной и избалованной особы, на которой чуть не женился её несчастный Фрицхен, погибший три года назад, и, увы, женился Карл… Правда, этой девочке бы чуть поправиться, иначе первые же роды её убьют. Но жир – дело наживное. “Подарить им хорошую кухарку”, – отметила про себя графиня. Фон Бенкендорфы – очень хорошая лифляндская фамилия, приближенная ко двору, так что партия вполне подходящая. Графиня бы не хотела, чтобы кто-то из её сыновей женился на русской, а ведь государь вполне так мог устроить… Выбрали “свою” – это ли не милость? Да ещё девочку, которая, в силу своего возраста, невинна как голубь. Приданое за ней дадут хорошее – графиня Ливен об этом уже справилась у императрицы. Однако Шарлотту Карловну что-то смущало в Доротее. В тихом омуте не слишком обворожительной внешности водятся бесята страстей, которые, если она не будет сдерживать себя, превратятся в полноценных чертей. А в зелёных глазах таятся ум и хитрость, которые, впрочем, можно обернуть на благо. “Надеюсь, она полюбит моего мальчика”, – подумала графиня, не слишком высоко ценившая способности среднего сына, всегда самого тихого и незаметного из её детей, даже во младенчестве он почти не плакал и учился всегда ни особенно хорошо, ни особенно плохо. Умная и хитрая супруга поможет сыну перенести все превратности придворной жизни.
– Благословляю вас, дети мои, живите счастливо, – твёрдо и торжественно произнесла Шарлотта Карловна и по очереди перекрестила будущих молодоженов.
Так, они стали официально женихом и невестой, и спустя три дня состоялась помолвка, прошедшая тихо, по-домашнему. Сразу же после помолвки Доротея приняла решение немедленно влюбиться в своего будущего мужа. Все говорят, что в браке должна быть любовь – и она у неё будет, да такая, что о ней ещё в книгах напишут! Своей подруге Анж, с которой виделась не так часто, как хотела, она описывала внешность и нрав своего жениха во всех подробностях и в самых красочных словах, так, что даже надоела той. Но странно – на расстоянии Дотти любила его до безумия, а стоило им встретиться – строго на два часа по субботам вечером, ибо у графа постоянно была служба, какие-то манёвры, плац-парады и доклады государю – ни следа от этой любви не оставалось. Разговоры с ним шли туго – Кристоф фон Ливен оказался на редкость молчалив и краток в выражениях; иногда, правда, когда речь заходила о военных делах или об охоте, граф разражался длинными монологами, в которых Дотти не понимала и пары слов, а переспрашивать стеснялась – вдруг ещё сочтёт дурой? Первое объяснение в чувствах между ними прошло так.
Первый раз, когда Кристоф рассказывал об охоте близ Мезоттена, имения его матери в Курляндии, Дотти неожиданно спросила:
– А вам не жалко бедных зверюшек, которых вы убиваете?
Кристофу “бедных зверюшек” никогда не было жалко – с раннего детства он, потомок ливского “короля-охотника” Каупо, внук страстного охотника Карла фон Гаугребена, который даже умер, когда загонял зайцев в лесу близ собственной мызы, научившийся стрелять дробью раньше, чем читать и писать, – делил всех животных на “друзей” и “врагов”. Дикие, неприручаемые звери, живущие в лесу, были “врагами”; собаки, сопровождавшие его с братьями в лес, лошади, на которых он ездил верхом, все те, звери, которые приносили пользу – давали молоко, шерсть и мясо, – “друзьями”. Поэтому он лишь недоумённо пожал плечами.
– Бог создал дичь для того, чтобы человек на неё охотился, – произнёс он, почувствовав себя умнее и старше этой девчонки, к которой и после помолвки продолжал относиться несколько снисходительно, скорее как к младшей сестрёнке или кузине, а не как к будущей жене. В конце концов, что она понимает в развлечениях для истинных мужчин?
– Я понимаю, если бы вам было нечего есть, – проговорила она. – Но так… Зайчики – они же такие милые, и их убивать или оставлять сиротами – зачем? А лисички? Вы рассказывали про охоту на лис – как так можно, в чём они виноваты?
– Лисы душат кур, волки задирают скотину и нападают на людей, а зайцы… – Кристоф надолго задумался, пытаясь придумать, как же вредят селянам и помещикам эти ушастые твари с очень вкусным мясом и мягким, весьма добротным мехом. – Хм… Зайцы грызут всякое. Как крысы. – откуда-то он вспомнил, что заяц относится к семейству грызунов.
– Нет! Крысы противные, а зайчики нет, – она посмотрела на него наивными глазами вчерашней институтки.
– Вы были на охоте, Доротея? – спросил он потом. – Это очень увлекательно. Когда мы с вами поедем в Мезоттен… Или в Зентен, к моему брату, там отличные места, вы забудете всё – так это увлекательно. Уверяю вас. Тем более, как вы говорили, вы любите верховую езду.
Она с ужасом уставилась на него. Её жених нынче представал перед ней довольно кровожадным созданием. Он рассказывал, как сам разделывал заячьи шкуры, и она представила его красивые, аристократичные руки по локоть в крови и вздрогнула… А если он заставит её это делать? Какой ужас… Она лишь отрицательно покачала головой.
– Я не умею стрелять, – прошептала она.
– Не беда, я вас научу, – уверил Кристоф, так и не поняв весь ужас, который она испытала в душе, представив, что ей придётся убивать хорошеньких рыжих лисичек и милых зайчат.
– Всё равно, я не смогу никого подстрелить, – продолжила она.
– Не беда, – он приблизился к ней, слегка приобнял за плечи, подумав, что неплохо бы им когда-нибудь уже поцеловаться и начать вести себя как влюблённые, а не как кровные родственники или друзья детства. – Я буду убивать за вас.
Дотти замерла – от смущения, от какого-то непонятного волнения, охватившего её. Он говорил страшные вещи и обнимал её так, как никто не обнимал, этот высокий и сильный молодой человек с всегда холодными, бесстрастными глазами, и она ощущала слабый запах его лимонного Eau de Cologne, дорогого табака и чего-то ещё.
– Вы такой сильный, – прошептала она. – Вы были на войне?
Он кратко кивнул. Когда-нибудь он расскажет ей в подробностях… Но не сейчас. Лучше ей не знать. Это определённо не тема разговора с юной девицей, даже с собственной невестой.
– Мой papa тоже был на войне… Вас с ним и зовут одинаково. Это как-то странно. Я буду вас путать, – она нервно засмеялась. – А у вас есть какое-нибудь другое имя?
– Генрих. Рейнгольд, – перечислил он оставшиеся имена, которыми его окрестили 25 лет тому назад.