– Ты же умер!
– Почти 150 земных лет назад, да. И ты умер. И он умер, – он кивает в сторону сидящего на кровати самурая, проходит мимо меня к креслу в углу у окна и устраивается в нём. Чтобы не стоять, я присаживаюсь на стул у туалетного столика с зеркалом. – И одновременно мы – точнее, вы, а я так, в гости зашёл – собрались здесь для одного дела. Помнишь, какого?
Что-то вертится, на окраине доступной памяти. Кусочек сна… Упираю пальцы в виски и пытаюсь вспомнить.
– В гости зашёл, говоришь? – тихо спрашивает самурай с кровати.
– Скучно мне, – отвечает сидящий в кресле, достаёт трубку и начинает раскуривать её.
При виде этой трубки воспоминания встают на свои места.
– Я вспомнил тебя! – я вскакиваю, обращаясь к сидящему на кровати. Лицо его озаряется. – Ты… Ты работал в казначействе!
Нагаока6 – я наконец вспомнил его фамилию – дважды моргает изумлённо, и они оба смеются. Я чувствую себя в высшей степени глупо и сажусь обратно.
– Что-то не так? – мой голос звучит холодно, и смех обрывается. На меня смотрят две пары внимательных, светящихся в темноте глаз.
– За личности посмотри! – как будто сообщив мне главную тайну мироздания, Рёма откидывается в кресле и затягивается. Нагаока посылает ему укоризненный взгляд. Несколько мгновений между ними висит многозначительная тишина. Общаются без слов?
– Ты всё это заварил, – я понимаю, что веду себя, как ребёнок, но не могу сдержать поднявшееся раздражение. – Я знаю, что это был единственный способ. Это не отменяет того, что всё кончилось плохо. А ещё ты умер слишком рано. Если бы ты там был, может быть, в новом правительстве не было бы раскола. Может быть, ты бы смог убедить Сайго…
Мои слова Рёма слушает, рассматривая ободок трубки. Потом он встречается со мной взглядом, и меня сносит.
Я чувствую себя в 78-м году, незадолго до смерти. Заботы, усталость и тоска. Одновременно я вижу поток времени моей нынешней жизни. Как будто мне задали вопрос: «Кем вы видите себя через пять лет?» – и мне не нужно вымучивать ответ. Я просто вижу, какое будущее творят через пять лет имеющиеся на этот момент решения. Мне не нравится то, что я вижу. И мне не нравится, что кто-то показывает мне это без моего на то запроса.
Усилием я отвожу взгляд и возвращаюсь в сейчас. Я чувствую себя вывернутым наизнанку. С меня хватит.
– Стойте! – Нагаока резко оборачивается ко мне и привстаёт, но не успевает. Я чувствую, как знаменитые усы исчезают, сшитый у лучшего в городе портного костюм уступает место джинсам, рубашке и пиджаку, и я вновь Георг. – Ну куда же вы…
Я чувствую, как подкрадывается и накрывает меня давешняя мучительная тоска, которую я пытался выразить и понять в разговоре с режиссёром, а после с Имой, которая не даёт мне покоя уже очень, очень давно.
– Здесь была девушка, Има, – говорю я. – У неё или в ней самой было что-то, что мне очень нужно. Если вы знаете, где я могу её найти, пожалуйста, скажите мне. Мне не интересно сейчас участвовать в самурайском косплее.
– Впрочем, может быть, так даже и лучше, – задумчиво произносит Нагаока. – Георг! Про что для вас на самом деле была история в правительстве?
И щёлкает пальцами. Я замираю между вдохом и выдохом, и ответ внутри меня оглушительно громок. Я могу только выпустить его наружу.
– Про разбитую дружбу.
Будто я бросил камень в озеро, на дне которого спит дракон, и от моего камня дракон пробудился, и всё озеро заволновалось.
Вспомнил. Это озеро я видел во сне и плакал. А рядом…
– Я вспомнил тебя, – обращаюсь я к Нагаоке. – Пожалуйста, помоги мне.
Он кивает, встаёт, не сводя к меня глаз, подходит к креслу и протягивает руку. Рёма вкладывает в его ладонь свою трубку, Нагаока подносит её к губам и делает глубокий вдох, но выдыхает прозрачный воздух. Я плохо вижу их. Я уже стою по колено в воде, но не иду дальше. Я боюсь встретиться с тем, что ждёт меня в глубине. «Помоги мне», – зову я мысленно.
– Подержи, пожалуйста, пространство.
– Конечно, – издалека доносятся до меня голоса.
– Георг! – на звук своего имени я оборачиваюсь. На берегу моего озера стоит Има. Трёт ладони – и из её правой ладони выходит плотный бирюзовый луч. Она улыбается совершенно счастливо, и я невольно улыбаюсь в ответ.
Она делает стремительный выпад вперёд – центр её правой ладони приходит мне в лоб. Я успеваю заметить высокое звёздное небо, а затем вода смыкается над моей головой.
До моего слуха доходит знакомая мелодия, я иду ей навстречу и прихожу в себя. Кто-то наигрывает песенку «Охарабуси». Я как будто дома. Я чувствую себя молодым, отдохнувшим и одновременно очень древним. Песенка заканчивается, я слышу вздох и шелест одежды.
– Ты хотел меня видеть.
При звуке этого голоса я поднимаюсь и во все глаза смотрю на сидящего рядом Сайго Такамори. В руках у него глиняная свистулька.
Я рад его видеть. Как же я рад его видеть ещё раз после того, как стало понятно, что мы больше никогда не увидимся…
– Я тоже рад тебя видеть, – тепло говорит он. – Так о чём ты хотел поговорить?
Накатывает огромная печаль. Обнаруживаю, что могу одновременно чувствовать и огромную любовь, и огромную печаль. Получится ли выразить это словами? Дышу, жду, пока придут слова, и они вскоре приходят.
– Мне так жаль, что наша дружба разбилась…
Я хотел бы сдержаться, но в том пространстве и состоянии, в котором мы находимся, чувства захлёстывают и переливаются через край. Я даю волю слезам и оплакиваю нашу дружбу. Сайго ждёт.
Я перевожу дух и слышу его голос:
– Но ведь теперь ты можешь вспомнить, как всё было на самом деле? Чего ты хотел, чего я хотел, и почему всё получилось именно так.
И ведь правда – могу.
– Я хотел… – из внутреннего тумана постепенно проявляются принятые когда-то решения. – Я хотел научиться чувствовать свою волю среди других воль.
– Так. А помнишь, чего хотел я?
Вспышкой образ.
– А ты хотел прожить жизнь, живя по сердцу.
– Было такое, – кивает он. – В чём была сложность для тебя?
Я жду, пока внутри проявится ответ.
– Чтобы чувствовать свою волю, нужно было вначале научиться решать за себя. Причём не по собственному решению подчиняться приказам или ослушиваться их, а решиться сойти с прямой подчинения-неподчинения и выйти на плоскость.
– Кто тебе в этом помог?
– Сакамото Рёма. Он был в таком… состоянии свободы! Он уже жил на плоскости и задавался вопросом: «Что я хочу делать, если можно делать что угодно?» Он вот хотел делать флот. И ведь делал! Но кроме этого он думал ещё над одним вопросом: «Какое место на плоскости занимают мои действия и какое влияние на неё они могут оказывать?» Я долго жил, думая, что моя воля бессильна. Сакамото Рёма навёл меня на мысль о том, что, если я смиряюсь с тем, что моя воля бессильна, она будет бессильной. Я посмотрел на него – и вдруг увидел будущее, к которому я приду, если я не начну что-то делать по-другому. Забавно… Меня так взбесило, когда он сделал то же самое только что… А он просто хотел напомнить мне о том важном, что тогда произошло со мной.
– И что тогда?
– Состоялся этот невиданный союз с Тёсю. С плоскости возможного в рамках существующей системы мы вышли в трёхмерное пространство и взглянули на систему снаружи. Оказалось, что это не абсолютный закон мира, а совокупность принятых разными людьми решений. И принадлежу ли я к тем людям, которые их принимают, – это вопрос лишь моего решения. Как только я расправляю плечи и соглашаюсь с тем, что во мне есть сила принимать решения, я перехожу из состояния слуги7 в состояние творца.
– А если ты не принимаешь это решение?
– Я всё равно продолжаю творить будущее – только моей партией остаётся безволие. Но я принимаю его – и мы начинаем писать историю – я, ты, Кацура. И то, что кто-то был настроен более консервативно, а кто-то – более либерально, было ровно тем, что я хотел: я чувствовал свою волю среди других разных воль – и одновременно я чувствовал наше «вместе».