Вечером, у костра, Тарас Игнатович и рассказал мне, как в середине апреля сорок четвёртого, за недели две до ранения его самого, в штаб полка привезли с передовой окровавленного лётчика с нашего сбитого «Лавочкина». Тот двух фрицев в землю по самое некуда вогнал, ну и его самого потом… Осколками плексигласа фонаря побило ему всё лицо. Вместе с глазами…
Второй раз уже в госпитале с ним встретился. Познакомились поближе.
Лётчик назвался Асланом.
– Вот ведь как, – помешивая в котелке уху, жаловался на чужую судьбу Тарас Гнатович, – Аслан ведь только из училища был. Этот вылет всего третий у него. Но зато какой! – Он патетически воздел черпак в вызвездившееся уже небо. – И ведь не пал духом, а, Аслан?
– Не пал, – соглашается сидящий рядом и слушающий с улыбкой на изувеченном слепом лице бывший лётчик. – Твоя правда, Тарас.
– И я вот через это самое тоже воспрял после операции-то. Подумаешь – ноги. Руки есть, голова цела – а эт самое главное. Но Аслан меня ещё раз крепко удивил.
Как-то выступали в госпитале артисты. И вот после их концерта Аслан попросил подойти к нему гармониста – тот аккомпанировал всяческим концертным номерам. И спросил, а можно ли ему, слепому, научиться так же хорошо играть на баяне? Музыкант попросил Аслана что-нибудь ему напеть. А потом сказал, что для игры важны слух и душа. А глаза – дело десятое. Потом отошёл, а когда вернулся, то принёс с собой баян. «Забирай, – говорит, – это у меня запасной был. Но инструмент хороший, надёжный. Так что – давай, учись. У тебя получится».
И этот хороший человек вытер глаза украдкой. И ушёл…
Так что играет Аслан теперь как бог! – закончил свой рассказ Тарас Гнатович…
Когда добрая наваристая уха была съедена, а всё, что налито – выпито, Степан – водитель Тарасовского «Виллиса», сходил к машине и принёс аккуратно завёрнутый в плащ-накидку баян.