— Публика уже зевает от скуки. Звуковое кино сейчас на той же стадии, что и немое перед выходом «Певца джаза» с Элом Джолсоном. Нужны либо новые технологии, либо новые идеи.
— Получите и то и другое, — с неубедительным оптимизмом заверил меня Блатт. Он начал болтать о финансовых интересах киностудий, кассовых сборах и оборотах, но я быстро его остановил.
— Не надо, Лео, не мечи бисер. Элизабет все равно не понимает, а мне плевать. — Я допил последний коктейль и с удивлением ощутил на себе действие гремучей смеси. — Я пришел к выводу, что все эти люди, о которых ты говоришь — воротилы киноиндустрии, — самые настоящие паразиты, высасывающие из кино всю кровь. Они испортили лучшее средство для развлечения людей за последние две тысячи лет. Они решают, какие фильмы снимать, хотя сами не умеют ни писать сценарии, ни режиссировать, ни играть, ни строить декорации, ни монтировать отснятый…
— Погоди-ка, Грег! — возмутился Блатт. — Зато эти воротилы дают работу куче людей! Они организуют и финансируют производство, а потом рекламируют готовый продукт.
— И что? Я не говорю, что нам не нужны менеджеры, бухгалтеры и продавцы. Но не они должны нанимать художников, а художники должны нанимать их! У вас же все наоборот. Всегда было наоборот, за редким исключением — именно благодаря таким исключениям появилось несколько шедевров. Эти ростовщики, торгаши, второсортные стряпчие и карьеристы испортили прекрасный инструмент, с помощью которого можно было сделать практически что угодно!
Блатт с усмешкой повернулся к Элизабет:
— Уж не красные ли завербовали нашего Грега?
Она встала:
— Хватит пить, давайте лучше поедим.
На протяжении всего ужина Лиз побуждала Блатта говорить исключительно о наших общих голливудских знакомых, и мы много смеялись. Потом она почувствовала, что время пришло, и послала ему какой-то незаметный сигнал: Лео мгновенно посерьезнел.
— Слушай, Грег, — начал он. — Я вчера разговаривал с Сэмом Грумэном. Он хочет, чтобы ты вернулся. У него большие планы, с ним теперь работают Бенни Кон и Шварц. Тебя тоже зовут в команду. Будешь сценаристом и продюсером, если захочешь. Конечно, у него есть и свои идеи: он купил права на экранизацию трех бродвейских мюзиклов и парочки книг. Но к тебе он прислушается, даю слово. Контракт на три года, условия даже меня удивили, хотя я ему не признался. В общем…
— Не надо, Лео, бесполезно. Передай старику Сэму горячий привет и скажи, что я не теряю надежды на встречу. Но в Голливуд я не вернусь, — услышал я собственный голос. — Никогда.
— Грег! — Элизабет растерянно смотрела на меня, и отчего-то мне стало грустно.
— Послушай, Грег, я понимаю твои чувства, — предпринял последнюю попытку Блатт. — Меня и самого иногда посещают такие мысли. Ты вернулся на родину, воевал… Брент и остальные ребята хорошо тебя встретили, и, несмотря на трудности, вам удалось выпустить несколько пристойных картин. Жаль, конечно, что их плохо встретили у нас, но ты ведь знаешь, как все устроено…
— Вот именно, знаю, — мрачно произнес я.
Блатт поднял глаза. Его лицо ожесточилось, в нем произошла резкая перемена.
— Я не жду от англичан понимания фактов, они их попросту не знают, потому что пришли недавно. Но ты-то давно варишься в этом котле! Ты должен понимать, что в Америке никто не строит из себя художников, творящих ради искусства. Кинематограф — это огромная индустрия, в которой крутится очень много славных американских долларов. И если надо действовать жестко, мы будем действовать жестко. Уж ты-то должен это знать, Грегори!
— Давай не будем спорить, Лео, — тихо сказал я.