Для тебя. Сам я их на дух не переношу. А сценарий хороший, — добавил Адонай. — Разумеется, это я тоже знал. Осталось только убрать из него овсянку и рыбные котлеты.
Я выбрался из постели и пошел умываться.
— Это мы еще посмотрим, Георг. Накрывай на стол, будем разговаривать. Отличная идея, кстати, сам бы я не додумался.
В ванной я решил, что идея вовсе не так хороша. Вчера ночью я слишком много и слишком поздно курил, да в придачу еще несколько часов мне предстояло бороться с действием мединала: от всего этого у меня разболелась голова и испортилось настроение. Вообще-то я люблю обсуждать сценарий с хорошим режиссером — а Георг Адонай был очень хорошим режиссером, — но он либо выбрал не то утро, либо начал слишком рано. Я надел свой толстый старый халат и неслышным шагом вернулся в номер. Завтрак уже подали, и Адонай вручал официантам изрядные чаевые.
— Два старых колдуна, а? — хмыкнул я, когда мы сели друг против друга за стол.
Однако сегодня Адонай был настроен серьезно.
— После твоего вчерашнего ухода я переговорил с Элизабет Эрл, — начал он. — Сдается, ты был прав. Работать с ней легко, она послушная и сыграет великолепно. Я сегодня же встречусь с Брентом и скажу, что очень доволен. — Он напомнил мне горделивого заморского маэстро, которого пригласили дирижировать оперой «Кольцо Нибелунгов» в Зальцбурге. Адонай почти не притронулся к еде и большую часть времени курил, пока я с аппетитом уминал кашу и рыбные котлеты.
— Однако я по-прежнему считаю, что Элизабет в тебя влюблена, — сказал он, глотнув кофе. — Просто любит тебя не страстно — она вообще не страстная женщина, — а крепко и по-настоящему, как примерная английская школьница.
— Давай не будем об этом, Георг. Времени у нас немного, и я не хочу посвятить все утро обсуждению Элизабет.
Он кивнул:
— Ладно, поговорим о сценарии. Как я уже говорил, мне он понравился.
— Открою тебе секрет, — прошептал я. — Строго между нами, Георг. Я начинаю ненавидеть этот проклятый сценарий.
Он бросил на меня холодный испытующий взгляд.
— Почему? Что не так?
— Да не знаю… Может, потому что такого в жизни не бывает. Наскучило мне все это.
Адонай полистал мою работу, добрался до последней сцены, которую я закончил только вчера, и многозначительно постучал по ней пальцем.
— Вот где она кроется, твоя скука. В сцене побега. Может, у тебя глаз замылился — ты ведь работаешь как проклятый в этой дыре, здесь даже поговорить не с кем. Иногда надо так поработать, я и сам так делаю, но тут важно не переборщить. Ладно, обсудим это позже. Сейчас меня больше волнуют твои слова про то, что в жизни так не бывает. Мы ведь кино снимаем, разве нет? И у тебя получилась отличная история для кино, полная неожиданных поворотов и маленьких сюрпризов, да и актерам будет где разгуляться. Кроме того, вспомни, Грегори, как мы в самом начале обсуждали твой замысел. Все согласились, что в твоем сценарии отражен особый взгляд на мир.
— Ну, значит, мне этот взгляд больше не нравится. Или я просто недоумеваю, с какой стати мы должны сочинять такие неправдоподобные истории.
— Потому что они нравятся зрителям, — ответил Адонай. — Это ведь своего рода сказка.
— Я порой сомневаюсь, что у зрителей, людей, которым мы якобы стараемся угодить, вообще есть право выбора. Большинство просто идут в кино наудачу.
Адонаю, очевидно, не хотелось спорить на эту тему. Он начал листать сценарий.
— Знаешь, Георг, я ведь старше тебя. Мне пятьдесят. Иногда я об этом забываю, а порой не могу выкинуть из головы, вот как сегодня утром.