Хлопнула дверь. Тетка Матрена, что-то бормоча, задержалась в сенях. Поля, словно стряхнув с плеч тяжесть, шагнула ей навстречу.
– Теть Мотя! Простите, что сразу не сказала… Не надо ни пирога, ни агронома – замуж я выхожу. Скоро. Вот Сема с армии вернется…
Та всплеснула руками:
– Вот заполошна девка! Чего ж молчала? Развела тут тайны! А я ить тесто поставила… Тыкву вона в тепло заволокла… Фомич-то, поди уж, дух пирога чует – ахроном-то чай не председатель, подножным питается, на постой его к Лексевне определили – как пить дать она ему вчерашние-то щи неделю как скармливает… Ну, и хрен с тобой – седня я его прикормлю, завтра он в райсовете за меня словцо вставит, поди ж большой человек, даром что плешивенький…
Полинка ее уже не слушала. Принятое решение заполнило ее всю, разболелась голова, замутило. Добрела до постели, и, не раздеваясь, бухнулась лицом в подушку.
С утра все произошедшее вчера казалось каким-то странным несуразным сном. Но все оказалось правдой. За воротами ее ждал Семен, сегодня он был молчалив. Но ее это вовсе не тяготило – наоборот, было хорошо, что и молчать рядом с ним – спокойно, и нет никакой неловкости. Понимала, что ждет ее ответа – хоть и сказал, что не торопит. И сказала. И все закружилось…
Скорая свадьба, вихрем пролетевшие три дня до отъезда Семена, он, излучавший абсолютное счастье и какое-то невероятное количество любви и нежности… Полинка переехала в дом родителей Семы, в его комнату. После отъезда Семена мама его, Анастасия Никитишна, позвала Полю «посидеть вместе». Попросила ее помогать по дому – ведь живут теперь под одной крышей, пообещала, что в обиду не даст. И так получилось, что эта маленькая подвижная и веселая женщина стала для Полины и мамой, и подругой, и поддержкой на всю жизнь.
Через несколько недель после свадьбы Поля поняла, что ждет ребенка… Свекровь, выносившая и родившая пятерых детей, видела, что невестка ходит очень тяжело. Помогала, чем могла, но упрямая Полинка и работать продолжала, и по дому все старалась делать. Семен два раза в месяц писал письма. Одновременно родителям и ей. Танюша, почтальон, привозила почти всегда их вместе, обнимала Полинку и приговаривала: «Пляши, девочка моя, твой тебе весточку прислал!».
По этим письмам, по ежедневной жизни в доме родителей и узнавала Полинка своего мужа. Он открылся ей с совсем новой стороны, и она удивлялась, как возможно было жить совсем рядом – и не увидеть в человеке столько удивительного. Он был интересным рассказчиком. Вся бытовая жизнь его на корабле с его слов казалась чередой увлекательных веселых приключений. Он умудрялся во всем, что происходит, найти не просто хорошее. Казалось, что теперь, после свадьбы и известия, что он будет папой, каждый день для него – просто чудо какое-то, подарок свыше… Его письма наполняли Полинку надеждой, что она не ошиблась, что его появление в ее жизни неслучайно, и теперь все будет хорошо.
Когда она уже не могла выходить на работу, Светик каждый день прибегала хоть на пять минут – обнять ее и погладить растущий живот. Сурово сдвинув светлые бровки, давала Полине «ценные указания». Полинка смеялась и шутливо козыряла: «Есть, товарищ командир!». Светик ей не верила – и призывала в помощь «Настю Никитишну» – с некоторых пор эти двое сдружились и принимали одну сторону. Однажды сидели вечером все вместе в большой комнате, и Полинка смотрела, как свекровь и Светик шушукаются над вытащенными из сундука свекрови и принесенными Светиком малышовыми вещами. Пеленками, сорочками, оставшимися от детей Анастасии Никитичны и уже троих к тому времени братьев Светика. Поля, наконец, почувствовала себя дома. Ее любили, ждали появления ее малыша… Она вдруг остро ощутила, как в этом доме ей не хватает Семена – большого, шумного, веселого…
И еще поняла, что она с момента переезда не удосужилась даже зайти в родной дом – ноги не несли. Разве так можно? Тетка Матрена там одна – какой ни есть, а родной человек. Если бы не она – и не было бы у Полинки всех этих перемен. Не она и… не образок… Теперь Полинка отчетливо поняла – ей хочется, очень хочется сказать «спасибо».
И, на следующее утро, прихватив кусок вчерашнего пирога с моченой ягодой, она почти бегом заспешила к родительскому дому.
– Явилась, а чего не через пять лет?
Тетка встретила ее неласково, впрочем, как всегда.
– Теть Мотя, я тут пирога принесла, может, чаю попьем?
Тетка отвернулась, пожала плечами.
– Ну чего ж не попить, давай, коли пришла.
Пока Матрена доставала чашки, «которы не жалко» и собирала на стол скудное угощение, Полинка осталась на несколько минут одна в комнате. Это словно был и не ее дом, все теперь было по-другому, даже пахло иначе. Подошла к образку – близко-близко. Помялась, ощущая неловкость. Слов не было, молитвы ни одной не знала. Просто стояла рядом какое-то время, потом коснулась простой неровной рамки, почти неслышно сказала: «Спасибо». А потом еще, вдруг осознав, что именно хочется сказать: «Спасибо за все – за все. Спаси и сохрани мужа моего, пусть вернется он и не жалеет ни дня в своей жизни, что выбрал меня. Моего малыша, пусть родится здоровеньким и ему хорошие люди в жизни встречаются. Мою тетку Мотю, дай Бог ей здоровья – пусть ее хоть что-то радует. Мою новую семью – они хорошие люди… Светика – пусть всегда рядом будут те, кто ее любит…». Ужасно хотелось плакать, но на душе стало светло. «Пореву дома!» – подумала и улыбнулась. Теперь у нее точно другой дом…
– Чего застыла тама, как вкопана? Иди вона, чай хлебать, а то надысь делов куча… Брюхата ты али разжирела?
– Теть Мотя, ну конечно, ребенка жду, уж рожать скоро. Как Вы тут?
– Да как… Болит усе, ахроном – собака, таперича повадился день через день захаживать, придет да сидит, поганой метлой его не выгонишь… А то и вовсе переехать ко мне удумал, дак я не согласна, пошто он мне тут нужон? В хозяйстве он безрукий, жрать горазд, все книжки свои читат и мне ишшо подсовыват. Скаженный… Ну погляжу, мабуть, и пущай поселяется… А ты, смотри-тка, как сыр в масле… От и ладно. Ильинишна говорит, Семка твой ишшо не скоро приедет? Негоже это – бабе без мужика рожать. Да и Семкин ли это выпростыш? Или грех прикрыл твой, а?
Полинка аккуратно поставила чашку. Осторожно встала, поправила платье на животе.
– Пойду я. Засиделась… Спасибо за все…
До ворот почти бежала. На улице остановилась – перевести дух, не могла надышаться, почти кусками глотала холодный воздух.