По-настоящему разжечь пламя страсти в её сердце удалось только статному красавцу с тонкими чертами лица и завораживающим взглядом, Чарльзу Витворту! Он был на двенадцать лет её старше и, пленил молодую чаровницу английской сдержанностью, манерностью и загадочностью.
От этой любви Ольга была сама не своя! Она ласково звала его «Шерли» (от французского cher). Ради него была готова на любые жертвы! И, чтобы быть с ним рядом, для неё не существовало никаких преград! Так самозабвенно может любить только русская женщина. И сердце английского дипломата дрогнуло.
При жизни императрицы Екатерины жизнь семейства Зубовых была просто сказочной. Они невероятно разбогатели, приобрели огромный вес в обществе и безграничную благосклонность государыни.
Но с приходом к власти Павла, их сказочная жизнь закончилась. Имения были конфискованы, богатства отобраны, положение унижено. Николая Зубова, старшего из братьев, Павел отправил в деревню. Платона выдворил из страны за границу.
Ольга осталась в Петербурге (возможно, в память о своей прошлой любви Павел проявил к ней снисхождение), но её влияние при дворе утратилось. Дом на Английской набережной – это всё, что у неё осталось от прежней жизни. Даже возлюбленный Чарльз, боясь связи с опальной графиней, покинул её. Всеми забытая и одинокая Ольга оплакивала несчастную судьбу, лёжа на холодной кровати в своей спальне.
Разумеется, Жеребцова начала питать страшную ненависть к Павлу, из-за которого потеряла всё. Она была так отчаянно прекрасна в своём горе, что постепенно вокруг неё стали собираться сочувствующие представители столичной аристократии, такие же обиженные на новый режим и потерявшие былые привилегии.
Чтобы развеять печаль, Ольга проводила у себя в доме музыкальные вечера, назло запретам императора. И каково же было её удивление, когда три года спустя к ней явился Витворт и пожелал возобновить их отношения. И Ольга, не помня себя от счастья, бросилась с головой в прежнюю любовь!
Ослеплённая чувствами, она не сразу поняла, что Чарльз настойчиво пытается втереться не столько в её постель, сколько в круг её общения. И, не задумываясь, поддерживала просьбы любовника свести его с тем или иным влиятельным человеком. И только, спустя какое-то время, поняла, что… Витворт готовит заговор!!
Но сердце любящей женщины делает её безумной и теряющей ощущение опасности. Ольга полностью растворилась в Чарльзе и в его тайной миссии. Тем более, что интересы Сент-Джеймского кабинета, по счастью, совпадали с Ольгиными!
Зимний дворец
Покои великой княгини Елизаветы Алексеевны
Малышка Мария делала первые неуверенные шаги. Она наотрез отказывалась ползать, как это делают большинство детей. Крепко держалась за руки матери и неуклюже, но настойчиво шагала маленькими ножками.
Кстати тёмные волосы, из-за которых произошёл скандал, постепенно светлели, и к десяти месяцам головка Марии была увенчана воздушными кудрями русого цвета. А цвет глаз из чёрного стал оливково-серым. Но теперь это уже никого не интересовало! Дурная слава прокатилась по дворцу, наделала шума, покалечила кому-то карьеру и репутацию. Но признавать свои ошибки по этому поводу никто не собирался.
Александр держал супругу за руку и невольно отмечал, что материнство чудесным образом украсило Елизавету! Она немного поправилась, и эта полнота придала ей аппетитное очарование – лицо чуть округлилось, и щёки заиграли румянцем, появилась высокая соблазнительная грудь и круглые бёдра. Из стройной хрупкой тростинки с прозрачной кожей Елизавета превратилась в привлекательную молодую женщину, от которой веяло притягательной силой. И, поглаживая бархатистую кожу её руки, Александр чувствовал нарастающее желание.
Он прижался к супруге щекой и что-то заговорщически прошептал на ухо. Она смущённо порозовела:
– Сейчас?! Но Марию нужно покормить. А потом у неё дневной сон…
Александр нетерпеливо вздохнул:
– Лиз! У тебя целый штат нянек!
– Ты прав.
Она вызвала из соседней комнаты двух нянек и приказала:
– Марию следует накормить и уложить спать! – и, увлекаемая супругом, с виноватым выражением лица удалилась из покоев.
Няньки с понимающей улыбкой поглядели им вслед. Одна из них распорядилась:
– Я схожу на кухню за кашей, а ты усади принцессу за стол. И прибери игрушки.
Вторая нянька усадила малышку на стул, пододвинув к столу. Аккуратно повязала кружевную салфетку девочке на шею и, отвернувшись, стала подбирать разбросанные игрушки.
Малышка, оставшись без присмотра, ухватилась за скатерть, приподнялась и встала ножками на стул и, потеряв равновесие, полетела вниз головой! Нерадивая нянька бросилась к ребёнку, подняла, прижала к себе и начала успокаивать. Но Мария кричала так, что захлебывалась собственным криком.
Вернувшаяся с кашей нянька испугалась:
– Что стряслось?? Почему ребёнок плачет?
Но та, чтоб избежать наказания, ни в чём не призналась:
– Не знаю!! Может, голодная?
Вдвоём няньки еле-еле успокоили надрывно плачущую принцессу, с горем пополам накормили её и укачали в колыбельке.
Спустя полчаса в покои вернулась Елизавета, счастливая и румяная она склонилась над спящей дочуркой. Ничего не заподозрив, заботливо поправила ей одеяльце и погладила по русым кудряшкам.
Тот же день
покои великого князя Александра Павловича
– Ваше высочество, – доложил дежуривший у двери кавалергард, заглядывая в покои к великому князю Александру Павловичу. – Пришёл капитан-поручик Чернышёв.
– Наконец-то! – воскликнул цесаревич. – Пусть войдёт.
Удовлетворённый только что приятно проведённым временем с супругой Александр уже сменил гнев на милость и придирчиво оглядел адъютанта:
– Где тебя носит, Чернышев?!
– Простите, Ваше высочество, – искренне выдохнул Саша, склоняя голову.
Великий князь тут же брезгливо закрыл ладошкой нос, задохнувшись ударившим ему в лицо перегаром:
– Какого чёрта ты являешься во дворец в таком непристойном виде?!
– Простите, Ваше высочество…
– Чернышёв! Я тебя умоляю, не открывай рот! – Александр прижал к носу батистовый платок, – Отойди от меня на два шага. А ещё лучше ступай домой! И чтоб завтра с утра был, как огурец!
Но тот горел желанием поведать цесаревичу о таинственном разговоре в доме Жеребцовой:
– Александр Павлович, я должен Вам кое-что сказать.
– Завтра, Чернышёв! – отмахнулся цесаревич, не давая ему досказать, – Иди! И проспись!!
Тот же день
Галёрная улица, особняк Н. П. Румянцева
Спать, разумеется, он не мог. Подслушанный им разговор Витворта с Жеребцовой не давал покоя! В квартире на Вознесенской, Саша никого не застал, видимо Алексей находился в карауле. Тогда, наспех приведя себя в порядок, Чернышёв помчался на Галерную улицу к Румянцеву.
Дворецкий проводил гостя в кабинет хозяина.
– Николай Петрович! Я к Вам!! – сообщил Саша. – Пожалуйста, не говорите Анастасии, что я здесь.
– Да… Пожалуй, не буду, – согласился он, отступая от него на шаг и тут же заметил с подвохом, – Так отчаянно праздновали вчерашнее сватовство?
Чернышёв смутился:
– Вроде того…
Румянцев потёр ладони:
– Что ж, присаживайтесь, стану Вас лечить. Сейчас распоряжусь, чтоб нам принесли стерляжьей ухи, капустного рассолу и немного водочки!
– Н-не-ет… только не водку, – категорично замотал головой Саша.
– Не спорьте со старым пьяницей! Я знаю, что надо!
Прислуга сервировала им стол прямо в кабинете. Николай Петрович, манерно оттопырив мизинец, разлил в рюмочки по чуть-чуть водки из холодного запотевшего графина. Сашка, переборов себя, сделал один глоток. И, желая заглушить чувство отвращения, активно взялся за ложку.