Лина снова уселась рядом, а я, обняв её за плечи, заглянул девушке в лицо.
– Ну, и ладно. Ну, и пускай знает, – прошептала та.
А затем, бросив взгляд в угол веранды, вдруг отодвинулась от меня, протянула руку и взяла стоящую на краю скамьи, у самой стенки, небольшую розовую лошадку с разлохмаченной гривой цвета соломы.
– Ой, Серёж, погляди, кто—то лошадку забыл!
– Это не лошадка. Это пони. Розовый пони. Мы с тобой в сказочном мире волшебных розовых пони. И разумных серых ворон.
Лина стала приглаживать ей гриву, приговаривая:
– Бедняжка, замёрзла на морозе. И ножка одна треснула. Так жалко её!
– Ну, возьми себе. Будешь играться, ежели заскучаешь, – подковырнул я.
– Вот мы тебя копытом!
Лина сделала движение, точно хотела слегка ударить маленьким лошадиным копытцем по моей коленке.
– Всё—всё, я сдаюсь.
Я выставил вперёд руки, будто защищаясь. А Лина опять обратилась к найденной игрушке:
– Я тебя сейчас согрею, а в понедельник придёт хозяйка, найдёт и унесёт домой свою пропавшую радость.
Лина сжала лошадку в ладошках, сунув перчатки мне в карман.
Я придвинулся вплотную к ней и накрыл её покрасневшие пальчики руками.
– Ну, давай, рассказывай!
– Это ты давай сначала рассказывай!
– Не понял! Что я—то должен рассказать?
– Как твои дела?
– По—прежнему. Ничего особенного. Ноутбук приехал выбрать новый. Старому кирдык приходит.
Я кивнул в сторону двери.
– А твоя книга? Ты обещал написать.2
– Я и написал. Всё закончено.
– Дашь рукопись почитать?
– Дам.
– Ты распечатай, а я в следующий раз заберу. Договорились?
Помолчав, продолжила:
– О чём хоть там? Скажешь?
– О тебе. Ведь, обещал.
– Только обо мне?
– Да нет, не только. Много о чём. О детстве. О том, как простая история обыкновенной жизни превращается в книгу.
– Выходит, теперь твоё стихотворение устарело?
– Стихотворение?
– «Ничего не написано обо мне и тебе»…
– Покуда нет.
– Почему?
– Книга не считается написанной, пока её не опубликовали. И, пока не прочитали. Она есть. Но её, в то же время, и нет.
– Странная логика!
– Никто же не знает, что подобная книга существует. Никто её не читал.
– Я скоро прочитаю…
– Для тебя устареет, значит, стих этот.
– Нет, Сергей. Ты не прав. Подумай сам. Есть, к примеру, чудной и необычный камешек, весь в дырочках, ну, пусть, хоть на острове Борнео. Ни один человек не подозревает о его существовании, но он есть. Согласен?
– Согласен. И не согласен.
Лина недоумённо глянула на меня.
– Ты запутался, милый. Этого не может быть.
– Отчего же? Вполне, может. Камешек на острове Борнео никак не влияет на жизнь людей. Даже пусть они о нём узнают. Никак! А когда люди читают роман, то делают некие выводы, и что—то в их жизни, возможно, хоть чуть—чуть, но меняется.
– Ты романтик. Или сумасшедший, и у тебя мания величия.
Девушка улыбалась.
– Или сумасшедший романтик, – расхохотался я.
От моего смеха ворона на крыше засуетилась и стала долбить клювом по насту.
– Или так, да, – кивнула Лина. – Кстати, мне всегда невероятно нравилась твоя улыбка. Ты удивительно милый, если смеёшься!
– Нравилась?
– Нравится!
– Ага. Видишь ли, я не имел в виду конкретно свою книжку. Я говорил вообще о книгах. О любых.
– Совсем о любых?
– Ага. Совсем.
– И даже из тупой серии какого—нибудь женского или мужского романа?
– Точно! Читая их, люди или глупеют окончательно, или переходят на бессмертную классику, уставая от преснятины и штампов.
– М—м—м… В твоих словах есть определённая логика.
– Само собой! Так что, дорогуша, выйдет роман, тогда и обсудим, устарело ли стихотворение.
– Успеешь ли?
– А чего? Времени вагон…
– Ты слишком фамильярно обращаешься со временем. Оно не терпит такого запанибратства. Ты помнишь, в одном твоём стихе, в старом, есть строчка: «Но прошлое нередко убивает»?
– Э—э—э… Не вполне…
– А я помню. Когда твоя книга выйдет, то прошлое, воплотясь в строчки, в страницы, как—бы, станет материальным… И многим это может не понравится…
– Да? Кому же?
– Действующим лицам. Реальным действующим лицам.
– Но там нет реальных действующих лиц. Там выдуманные персонажи…
– Всё же, с кого—то же ты их писал? Или они полностью фантастичны?
– С кого—то же я их писал… Да. Не поспоришь.
– Ну, и вот. Тем, с кого ты их рисовал, понравится?
– Те, с кого срисовано, её не прочитают.
– А, если, допустим, прочитают?
– Сомневаюсь.
– А вдруг?
– Кому—то понравится, кому—то нет. Я ж говорил… Какая, к лешему, разница? Никого из них я не вижу годами. Да и не узнают они себя.
– А узнают?
– Плевать. Ежели им есть, за что краснеть, то я—то здесь причём?
– Но ты вытащил это на всеобщее обозрение.
– Лина, я ничего никуда не вытащил. Книги ещё нет. И неизвестно, будет ли она.
– Серёжа, книга есть. Она просто не вышла.
– Лин! – заныл я. – Мне непонятно, что ты хочешь сказать! Ни бельмеса же до сих пор не известно! Будет, тогда и побеседуем.
– Милый, ты всегда хвалился тем, что предвидишь последствия своих поступков, просчитываешь вероятность того, что произойдёт… Отчего же теперь ты не предугадываешь?
– Ну, я не понимаю, что тут предугадывать! Ты же сама убеждала меня написать текст. Пока ты его не читала даже… Что же ты волну гонишь раньше паровоза?
– Ох, лишь бы не оказалось поздно, когда начнёшь понимать…
При этих словах Лины, ворона, затихшая ранее, неожиданно, стоя на краю крыши, свесила голову и уставилась на нас:
– Каррра!
Лина вздрогнула.
– Закончим, Сергей, я не хочу больше на эту тему. Она по новой высматривает!
Коварная птица скрылась из виду и заходила по наледи над нашими головами, изредка щёлкая клювом.
– Смотри, она согрелась! – девушка продемонстрировала приободрившуюся в её руках, коняшку.
Казалось, минутка, и коник улыбнётся, радостно заржёт. Грива теперь была ухожена, уложена и словно бы стала чище. «Осталось только косичку заплести, ага!» – мелькнула мысль.
– Как у тебя получилось, Лин? Пони, будто живой…
Произнесённые слова за версту отдавали тупой лестью, но Лина восприняла их всерьёз.
– Не «ты», а «мы». Вместе же её согревали. Ты и не представляешь себе, сколько чудес можно творить вдвоём. Любя…
И она снова принялась поглаживать пальчиком бок игрушки.
– Лина, любимая. Я—то думал, при свидании поговорим о нас, а тут что—то непонятное получается.
– Серёженька! Мы и говорим о нас. Ты потом поймёшь…
– Ты помнишь, о чём мы собирались побеседовать в тот раз? Давай об этом?
Во время диалога мы сидели, обнявшись, затем Лина отстранилась, весело глянула и обхватив меня за голову, поцеловала. Я обомлел, не ожидая подобной прыти, но молниеносно сориентировался и ответил поцелуем на поцелуй. От губ Лины пахло шоколадом, ванилью, а волосы её, освободившись от берета, оставшегося в моей руке, рассыпались по плечам и щекотали мне нос и щёки. От щекотки я дёрнулся.
– Ты чего? – удивилась девушка.
– Щекотно! – засмеялся я.
– Ещё пощекотать?
– Ага!
Она приблизила лицо, и начала, мурлыча, тереться носом о мою щеку.
– Ты редко меня зовёшь…
– Напротив, у меня ощущение, что я думаю о тебе каждый день.
– Думаешь… Но не зовёшь.
– Я не знаю, как это делать.
– А я не знаю, как тебе это объяснить.
– Но, иногда мы вместе. Наяву. Вот как сейчас. Получается, не всё потеряно… Кстати, ты, вроде бы, хотела что—то сообщить?
– Я уже и сообщила…
– Да? Неужели?
– А о чём мы с тобой беседовали столько?
– Я и не понял почти ничего!
– Ох, Серёжа, Серёжа!
– Ох, Лина Аликовна, Лина Аликовна!
Лина дёрнулась, чуть было, не заехав мне в нос лбом и, глядя прямо в глаза, прошипела с необъяснимой, странной и непонятной злостью:
– Никогда! Слышишь? Никогда больше! Не называй меня так!
Я опешил:
– А как, тогда?
– Лина. Просто Лина. И не иначе.
– Моя Лина.
– Твоя Лина.
– Я даже не хочу спрашивать, почему… Ты нынче поразительные страсти—мордасти собираешь!
– И правильно не хочешь…
– Значит, мы поговорим о том…
– Неа! Поздно. Вон и магазин давно открыли. Тебе пора, компьютерный гений… Я, как обычно, провожу Вас, сударь мой!
– О, сударыня, Вы столь любезны. Нельзя ли проводить Вас, моя очаровательная барышня?
– Нельзя, мой господин.
– Совсем нельзя, моя принцесса?
– Пока нельзя, о, повелитель!