– О! Давно бы так! – одобрил мои действия Веня.
– Жарко совсем стало! – будто бы оправдываясь, отмахнулся я.
Солнце припекало, и мы ускорили шаги, стремясь поскорее добраться до спасительной, как мне думалось, прохлады институтского фойе. От противной крепкой сигареты со вкусом пластика, что я выкинул в придорожную канаву не докурив, во рту появилась горечь, хотелось постоянно сплёвывать, но слюна куда—то пропала. Я начал мечтать о запотевшем стаканчике прохладной чистой воды, ну, или, хотя бы, газировки.
Проносившиеся мимо легковушки, маршрутки, автобусы тащили за собой неизменные шлейфы пыли, оседавшей не только на кустах, деревьях и бурой траве, но и на наших с Веней туфлях и брюках. Пережидая поток транспорта, мы пару минут постояли у бетонной будки, напоминавшей большой скворечник, а затем, пользуясь моментом, перебежали на другую сторону трассы и, стряхивая пыль с потерявших парадный вид брюк, направились прямиком к жёлтому трёхэтажному зданию ВУЗа. Справа от него располагался небольшой парк, выходящий к Тачанскому пруду, и длинные помещения учебных мастерских.
С двух сторон от тамбура для двойных входных дверей, стояли бетонные урны, наполненные окурками, пустыми пачками от сигарет, каким—то мусором. Здесь можно было спокойно постоять в тени, покурить и отдохнуть.
Фойе встретило не прохладой, а липкой духотой, от которой не спасали даже открытые окна. Вдоль стен стояли деревянные скамейки с металлическими ножками, а главный корпус отделялся от зала ожидания чугунной узорной решёткой от пола до потолка. Слева, у настенной мозаики, специально для абитуриентов разместили четыре стола с двумя стульями возле каждого. За ними заполняли анкеты. В фойе стояло оживление, слышался непрекращающийся гул голосов. Почти все скамьи оказались заняты, на них в ожидании чего—то сидели парни, рассеянно глядящие по сторонам или листающие тетрадки, девушки, ласкающие своим видом самый искушённый взгляд, смотрящиеся в зеркала косметичек, лихорадочно роющиеся в сумочках, поглядывающие по сторонам, и непрерывно шепчущиеся с соседками.
Крепкая полная светловолосая вахтёрша средних лет темпераментно беседовала по телефону, жестикулируя и изредка поглаживая переносицу, словно хотела чихнуть, но стеснялась это сделать при посторонних.
Оглядевшись по сторонам, я заметил висящий на доске объявлений большой информационный лист, извещающий, что приём документов производится в кабинете №2, справа по коридору.
Веня, видя моё замешательство, подтолкнул меня к открытой двери комнаты, а едва я застыл на пороге, глядя на восседающих за четырьмя столами сотрудниц, спасавшихся от жары двумя включёнными вентиляторами, сам протиснулся внутрь:
– Здравствуйте, девушки! – бодро возгласил он. – Документы для поступления вы принимаете?
– Добрый день, – ответила привлекательная томноголосая шатенка, скучающая у окна, в то время, как трое других, проверяли заполнение бумаг, стопками лежащих у них на партах. – А Вы на какой факультет?
– Да это не я! Вот он.
Ложкин махнул в мою сторону и пихнул меня:
– Что молчишь? Не в гестапо. Говори, давай!
Я ответил, на какой именно факультет.
– Лен, дай молодому человеку пару бланков и образцы заполнения. Да, эти. Вас как зовут? Сергей? Вы, Сергей, сейчас данные внесите по шаблону. У Вас аттестат с собой? Вот и замечательно. Дайте—ка взгляну. Так, здесь в порядке. Паспорт? Отлично. Теперь, Сергей Васильевич, в коридорчике, у окна, заполните бумаги и принесите их сюда! Ручка у вас есть?
Я хлопнул себя по карману, хотя и без того помнил, что ручку—то я и забыл взять, развёл руками.
– Возьмите! – улыбнувшись, протянула мне шариковую ручку Радужная Ирина Михайловна, как было написано на табличке, стоящей на её парте. – Только, огромная просьба вернуть, а то одну уже, сегодня, забывчивая девушка себе так и оставила… Всё, удачи, жду Ваши документы!
Я, аж взмокший от нервного напряжения, деревянным шагом вышел за дверь и подобно сомнамбуле прошёл к пустующему столу в коридоре.
– Ну что, помочь или не мешать? – спросил Ложкин.
– Да сам справлюсь, чего тут сложного.
– Тогда ты пиши, а я к своим на факультет сгоняю. Гляну, что там и как. Разведаю кой чего! Без меня не уходи, жди у выхода. Обратно вместе пойдём, я тебе дорогу на трамвай покажу. Ага, давай!
И Веня убежал.
Разложив бумаги и глянув на образец, я принялся переносить в бланк данные паспорта и аттестата. Руки мои препротивно дрожали, а буквы, и в обычной—то обстановке корявые, теперь и вовсе прыгали из стороны в сторону, падали, будто раненные бойцы.
Заполнение бланков заняло минут двадцать. Я наконец успокоился и с бумагами в руках отправился к Ирине Михайловне, чуть позорно не оставив на парте её ручку.
Радужная делала запись в амбарной книге, когда я вернул ей ручку и произнёс слова благодарности.
– Заполнили? Угу. Хорошо. Верно, вроде бы… А здесь у нас что? Копия… Ах, какой почерк!
Она вскользь проглядела поданные листки и обратилась к подчинённой:
– Аня, сравни с оригиналом и зарегистрируй.
Я перешёл к бюро Ани, и та несколько минут просматривала мои оценки, их копии, сравнивала. Читала она, шевеля полными губами, вздыхая и поднося листки ближе к глазам, теребя себя за мочку уха. Затем сделала отметку в журнал, изготовленный из общей тетрадки в клеточку.
– Всё правильно, Ирина Михайловна! – обратилась Аня к начальнице и вернула мне паспорт и аттестат.
– Отлично. Значит, Сергей Васильевич, внимательно меня выслушайте. На следующей неделе Вам нужно подъехать сюда же. Тут не я буду, но, тем не менее. И уточнить, приняты ли ваши документы, выяснить расписание вступительных экзаменов. А сегодня я Вас более не задерживаю. – Она улыбнулась. – Ясно?
– Да, ясно. Спасибо большое. До свидания!
– До свидания! Удачи Вам!
Выходя из кабинета, я заметил поджидавшего меня возле лестницы Ложкина.
– Ну как, закончил?
– Ага, сделал…
– Я тоже разузнал, что хотел. Надо будет снова ехать во вторник, на будущей неделе.
– И мне во вторник…
– Ну вот вместе и поедем.
– Пошли что ль… На автобус надо постараться успеть, на 16:40.
– Не, я не поеду на 16:40, – удивил Веня. – Я к Мандаринкиной пойду. Схожу, потискаю её, пока мать на работе. Один поедешь. Сейчас до вокзала на трамвае доберёмся, и я дальше… Билет—то сам купишь?
– Куплю, конечно.
– Ты, пень деревенский, давай посмелее будь, а то, как из леса вышел, всего боишься. В городе, если не станешь везде лезть, ничего не добьёшься…
– Да я понял. Это так, с непривычки…
– Всё у тебя с непривычки! Обретай привычку.
Пройдя возле парка, и перебежав трассу, мы свернули направо у зелёного домика с закрытыми наглухо ставнями и замком на воротах.
– «Пригородная заготконтора Питерского района», – прочитал я полинявшую вывеску над щелью почтового ящика.
Сама собой появилась ехидная мыслишка: «Ишь, куда забрались! И чего они здесь заготовляют? Рога и копыта?»
Веня вышагивал впереди, не особо оборачиваясь и проверяя, следую ли я за ним, поэтому мне подчас приходилось ускорять шаг и почти бежать, дабы догнать его. Наконец, я подстроился под ритм широких шагов Ложкина, и мы продолжили движение по бугристой, растрескавшейся асфальтовой дорожке, уводящей в недра сельских домишек.
– Тут по тропке и будешь бегать на трамвай и с трамвая, – пояснил Веня. – Можно, конечно, и по берегу пруда, но там пешком аж до вокзала придётся топать. А здесь… Здесь, в основном, все и ходят.
– А остановка автобуса? Не проще колёс дождаться?
– Хрен знает. Попробуй. №71. Но он ходит раз в час. Выходит, жди, стой, сколько влезет.
– Ну, тогда, конечно, лучше уж на трамвай.
Веня забыл добавить, что трамвай ходит тоже не каждые пять минут, а гораздо реже, и дожидаться его требовалось, стоя на проезжей части, т.к. место стоянки оставалось не оборудованным.