Сейчас Лиз, пританцовывая, спешила в покои с букетом белой сирени, намереваясь украсить стол к чаепитию. И вдруг заметила, что в конце террасы её поджидает Платон Зубов.
Во избежание неприятной встречи, она решила пройти другой дорогой, как вдруг услышала голос Платона:
– Елизавета Алексеевна, что Вы, право, делаете из меня какое-то чудовище. Проходите, ради бога!
Она остановилась в нерешительности. Зубов ретировался:
– Извольте, я сам уйду.
И тут же исчез за завесой зеленого хмеля. Лиз выждала несколько минут, в надежде, что Платон удалился на приличное расстояние, и заспешила пересечь террасу. Каково же было её возмущение, когда в последний момент коварный Зубов выпрыгнул из укрытия и притиснул её к стене:
– Ай-яй, Елизавета Алексеевна, разве можно верить мужчинам на слово?
Она отгородилась от него букетом сирени и в этот миг услышала спасительный голос Александра:
– Лиз!!
Великий князь в обществе какого-то камер-юнкера наблюдал за ними с другого конца террасы. Неторопливым шагом он приблизился:
– Что здесь происходит?
Зубов вдохнул запах сирени в руках великой княгини и картинно улыбнулся:
– Прекрасное утро, Ваше высочество. Прогуливаясь по саду, не мог удержаться, чтоб не засвидетельствовать почтение Вашей прелестной супруге.
Он отвесил поклон и удалился.
– Ах, Александр, я так рада тебе!! – выдохнула с благодарностью Елизавета.
Но он схватил её за руку чуть выше локтя и зашипел:
– Что ты себе позволяешь?! Уже весь двор судачит о влюбленности фаворита императрицы! В какое положение ты ставишь меня и себя? И это только спустя полгода нашей свадьбы!!
– Но…, – Лиз опешила, – Александр, ты ужасно несправедлив! Я не давала Зубову ни малейшего повода!! Он просто преследует меня!!
– Довольно, – оборвал её он, – Впредь будь осмотрительнее! Идём, я хочу представить тебе одного человека.
И он сделал знак рукой оставленному им на террасе юноше. Тот приблизился и почтительно склонил голову.
– Лиз, дорогая, позволь рекомендовать тебе моего нового камер-юнкера и, я надеюсь, верного друга, Адама Чарторыйского, – провозгласил Александр.
Елизавета была удручена только что полученным упрёком от супруга и оттого даже не взглянула на Чарторыйского. Лишь, следуя приличным манерам, произнесла:
– Очень рада знакомству. Вы могли бы позавтракать с нами.
Если Елизавета не обратила никакого внимания на пана Чарторыйского в момент знакомства, то Адам был сражен на месте!
Адам Чарторыйский был сказочно красив. В его внешности не было того блаженного спокойствия и неподвижной красоты античной статуи, какими обладал Александр. Напротив, в его облике было нечто роковое, и таинственно-трагичное, что делало его привлекательным в глазах женщин. Адаму недавно исполнилось двадцать четыре; тот возраст, когда в мужчине, благодаря жизненному опыту, уже сформировался набор идеалов, а безрассудное мальчишество начало приобретать вектор философии.
Откуда же взялся при молодом дворе этот загадочный, умный, и красивый молодой человек?
После того, как закончился разгром польского восстания и произошёл третий раздел Польши, победоносный Суворов разбил конфедератов, и в Варшаву вошли русские войска.
Екатерина, чутьем тонкого политика, выбрала некоторых представителей польской шляхты, которые, по её мнению, могли послужить интересам России. В их число попали семьи князей Святополк-Четвертинских и Чарторыйских.
Князь Святополк-Четвертинский открыто выражал преданность России, за что и был повешен поляками. Его двух красавиц-дочерей, Жанетту и Марию, лишённых средств к существованию, Екатерина приказала привезти в Россию и приютить при дворе.
Вслед за ними в Петербурге появились сыновья генерального старосты Подолии, братья Чарторыйские: Адам и Константин, чьи имения в Польше были конфискованы. Императрица захотела покорить старосту Подолии Адама-Казимира, обласкав его сыновей в России. Она наградила их званиями камер-юнкеров и определила в свиту великого князя Александра
Но не дарам говорится, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Судьба сыграла злую шутку, и в лице этих четырех молодых людей, столь тепло принятых русской государыней, Польша душевно отомстила Екатерине и её потомкам!
2 июня 1794 года
Поместье Дубровицы
В воздухе пахло росой и сладким клевером, надрывались трескотнёй кузнечики. Солнце пригревало совсем по-летнему. И ранние луговые цветы радостно тянули к нему лепестки-ладошки.
Саша с Надей, скрытые травой, лежали головами друг к другу и смотрели на бегущие облака. Им казалось, что они не лежат, а стремительно плывут куда-то, подставляя ветру лицо…
– У тебя голова не закружилась? – поинтересовался Сашка.
– Закружилась.
Он перевернулся на живот и поцеловал её в раскрытые губы.
– А теперь ещё больше кружится! – призналась она.
В последнее время они всё чаще уходили из дому вдвоём; катались на лодке, бродили по лугу или могли затеряться в лесу на полдня. Варька сердилась за то, что её не брали с собой, но тётушке не жаловалась, лишь дулась украдкой на двоюродного брата.
Ксения Дмитриевна, «захваченная в плен» раутами Анны Даниловны, выпустила из виду эти длинные отлучки сына и воспитанницы. Влюблённым никто не мешал и они всю весну наслаждались тайным чувством.
– Знаешь, – призналась Надя, – я которую ночь не могу уснуть – всё время думаю о тебе. Это так странно. Я вижу тебя каждый день, но, едва ты исчезаешь из виду, начинаю по тебе скучать.
– И я, – кивнул он.
– А сегодня я даже заперла дверь изнутри, хотя никогда раньше этого не делала.
– Для чего? – не понял он.
– Боялась, что сбегу к тебе ночью. Мне кажется, я не могу без тебя жить.
– И я не могу без тебя жить, – сознался он.
– Что же нам теперь с этим делать?
Они посмотрели друг другу в глаза, и Сашка решительно произнёс:
– Пойдёшь за меня замуж?
– Что ты! Я боюсь.
– Чудачка, чего ты боишься?
– Ксению Дмитриевну.
– Почему?
– Она не позволит.
Саша потянул её за руку:
– Пойдем.
– Куда?
– К матушке, – заявил он, – Благословения просить!
– Нет-нет! Что ты!! – она перепугалась ещё больше, – Я не пойду!
– Не бойся.
Ксения Дмитриевна выронила спицы с вязаньем и лишилась дара речи. Долго старалась продышаться, и едва голос вернулся, прохрипела:
– Ни-ког-да!!…
Сашка оторопел. Улыбка счастливого влюблённого медленно сползла с лица:
– Почему?
Ксения Дмитриевна топнула ногой:
– Никогда эта девчонка не станет носить фамилию Чернышёвых!! Пока я жива, я этого не допущу!!
Надя после этих слов поспешно выбежала вон. Саша пребывал в исступлении:
– Что случилось, матушка?! Вы же всегда относились к Наде, как к родной дочери…
– Что ты понимаешь, мальчишка!!
Сын растерялся ещё больше:
– Но мы любим друг друга.
– Замолчи!! – замахала на него руками мать, – Ты сам не знаешь, что говоришь! Прочь с глаз моих!!
Сашка, сердито блеснул глазами и не заставил себя долго ждать.
Ксения Дмитриевна, выскочила следом и, подхватив юбки, понеслась на второй этаж поместья в комнату Нади. Без стука распахнула дверь и ворвалась, тяжело дыша. Надя подпрыгнула с кровати, вытирая следы слёз.
– Вот ведь пригрела на груди…, – прошипела Ксения Дмитриевна, – Говори, как далеко у вас всё зашло?
Надя заставила себя посмотреть княгине в глаза:
– Не беспокойтесь, Ксения Дмитриевна, ничего безнравственного мы не допустили.
Она смерила девчонку тяжёлым взглядом:
– Хоть на это ума хватило, – и тут же пригрозила, – Смотри у меня!
Едва она вышла из комнаты, Надя упала лицом в подушку и разревелась.
А Ксения Дмитриевна уже бежала на половину Репниных.
– Аннушка! Аннушка, голубушка!… У меня горе!! – выпалила она с порога, бросаясь в объятия Анны Даниловны.
На любые разговоры о причине появления девочки Нади в поместье Дубровицы Ксенией Дмитриевной был наложен строжайший запрет для всех дворовых под страхом наказания. И если бы на то воля самой Ксении Дмитриевны, то ни за что на свете не жила бы Надя с ней под одной крышей. Но воля была покойного Ивана Ивановича Чернышёва, супруга Ксении Дмитриевны, исполнить которую она обещала ему у смертного одра.