Сестра с подчеркнутой аккуратностью – так всегда бывает, когда больной сам врач или родственник врача – сделала инъекцию.
Прошло несколько секунд. И вдруг Валентина Лукинична закричала. Казалось, вместо лекарства ей вспрыснули боль, страшную, невыносимую. Она была всюду – в животе, в спине, в сердце, молотом ударяла в голову…
Галина метнулась к столу, схватила пустые ампулы. То ли лекарство? Все правильно. А между тем…
Врач «неотложки» тоже растерялся. С больной действительно творилось что-то непонятное. Пульс напряжен до предела, скачет под пальцами – не сосчитать. Наложили манжетку аппарата для измерения давления. Ртуть в манометре добралась до трехсот, а в трубке фонендоскопа все стучит и стучит. Сознание то исчезает, то появляется. Отец стоял в сторонке, стараясь не мешать. Он понимал: происходит что-то из ряда вон выходящее. Ни Галина, ни этот взъерошенный сейчас, похожий на мальчишку после взбучки молодой доктор не могут понять, что случилось. И надо что-то делать, не откладывая. При любой аварии на судне он знал, что делать, но тут…
– Позвони Андрею Григорьевичу, – предложил он.
– Конечно, надо позвонить Андрею Григорьевичу, – обрадовалась Галина. – Как же это мне сразу не пришло в голову? – Она позвонила Багрию и рассказала все, стараясь быть краткой и ничего не упустить, не перепутать от волнения.
Багрий несколько секунд молчал. Потом сказал:
– Пришлите за мной машину.
Когда он приехал, у дома стояла еще одна машина «скорой помощи», специализированная. Полная женщина протянула ему кардиограмму. Андрей Григорьевич просмотрел ее, неторопливо пропуская меж пальцев. Подошел к больной. Стал обследовать с той тщательностью, которая уже сама по себе успокаивает и больного, и окружающих.
– Пока можно говорить о ненормальной реакции на лекарство. Если не возражаете, мы заберем ее к себе. Откладывать не стоит. – И, не дожидаясь ответа, бросил санитарам: – Несите в машину.
К утру матери стало легче. Боли прошли. Выровнялась сердечная деятельность. Андрей Григорьевич в первый же день подумал об опухоли в области солнечного сплетения. Потом его предположение подтвердилось на рентгене, и во время операции, и в лаборатории.
От Тараса Игнатьевича истинный диагноз решено было скрыть. Воспалительный процесс. Болезнь серьезная, но для жизни не опасная. Однако лечения требует длительного.
8
Мистер Джеггерс – потомственный аристократ, подтянутый, стройный – сочетал в себе конструктора, корабельных дел мастера и капитана дальнего плавания высшего класса. Суда своей конструкции он испытывал сам, тщательно выискивал недостатки, вносил исправления, снова испытывал, опять находил недостатки, исправлял и начинал сначала. Так продолжалось до тех пор, пока он окончательно не убеждался в добротности новой модели. Только после этого давал согласие на серийное производство. Кораблестроительным заводом Бунчужного он заинтересовался после знаменательной встречи в Суэцком заливе. Лордкипанидзе считал Джеггерса своей находкой. Гармаш как-то записал рассказ жизнерадостного грузина об этой встрече.
– Наше судно с большим грузом взрывчатки в трюмах направлялось в Южную Африку к таинственному Берегу Слоновой Кости. Взрывчатка предназначалась якобы для горнорудных работ. Может быть, и для горнорудных, не знаю. Судно строилось у нас по заказу крупной греческой фирмы. Представитель фирмы назвал судно «Пелопоннес». По договору с фирмой группа наших специалистов должна была в течение определенного времени обеспечивать нормальную эксплуатацию сложного оборудования, обучать ее специалистов. На мою долю выпало обслуживание электронной автоматики. Вообще-то я инженер-корпусник. Электроника в то время была моим «хобби».
Я мечтал о таком плавании. Хотелось повидать мир.