Дорога памяти не дорога ли жизни? Через ручьи и речушки, через луга и равнины, через селения и города ведет человека дорога:
Ты не гадай —
Иди к ней и потрогай,
Уж раз ты недоверчивый такой.
А что дорога?
Ясно, что дорога —
Она, что руль, что вожжи под рукой,
Везет свое – навалят, не навалят —
Торопит неотложную версту.
Она и ночью до свету дневалит
У памяти великой на посту.
В этой поэме – покой большой и чуткой души поэта, способной выдержать и скоростную нагрузку века, и благодарное возвращение мыслей к истории народа…
Покой этот внятен и необходим, ибо только при нем, благородном спокойствии духа, можно по-хозяйски решать насущные проблемы земли. Порой кажется: никакая другая Родина не способна сообщить человеку столько чудесной тоски по тайнам жизни и мирозданья, дать столько сил и воли на преодоление высот судьбы личной и коллективной судьбы-высоты!..
Поэма Егора Исаева «Даль памяти» рассказывает нашему народу о трудовом поле, о горячем заводе. Через прожитое – зовет в грядущее, через память – идет к будущему.
Ныне колхозное поле – индустрия. Техникой, хозяйским поведением на земле – люди села и города едины. Их земля, их судьба, история – и ратная, и трудовая – тоже едины. Не верю в писателя-кустаря, воспевающего онучи и лопату! Его иной раз где-то выкопает какой-нибудь полемист и уличает им чуть ли не всю нашу советскую литературу.
Еще Алексей Кольцов, знаменитый земляк Егора Исаева, раздумывая над жизнью человека, говорил:
Идут невозвратно
Века за веками;
У каждого века
Вечность вопрошает:
«Чем кончилось дело?»
«Вопроси другого», —
Каждый отвечает.
Алексей Кольцов… Иван Никитин… Иван Бунин… Щедра воронежская земля. Высоки ее таланты. Земля – русская, серединная… И по этой серединной земле – бежит, бежит дорога…
1976
Неповторимая рань
Невысокий и сухощавый, он производит впечатление человека доброго и спокойного. Но это лишь первое и весьма короткое впечатление.
Резковатые черты лица, резковатые жесты, когда Дмитрий Ковалев пытается что-то доказать или переубедить собеседника, динамичность формулировок и какая-то, я бы сказал, горькость взгляда – факты, говорящие о том, что человек этот много видел, много пережил.
И потому аллегорично звучат его строки, которые легко можно отнести к живой человеческой судьбе:
Тут град побыл.
Все потоптал, побил,
повыжег
Посевы жизни,
Самый цвет ее.
И стал от смертных тел
Курган повыше —
Где невозможно забытьё.
Биография Дмитрия Ковалева схожа с биографиями поэтов, которые вышли из самых народных глубин, где работа и хлеб – вечные святыни, а доброта и честность – основа взаимных отношений между людьми.
Поколение Дмитрия Ковалева созрело перед Великой Отечественной:
Сладко в юности спится —
Да поспать было некогда в юности.
Очень лунно бывает —
Но мы не увидели лунности.
Голосисто поется —
Но хрипло, простуженно пели мы.
Беззаботно живется —
Но об этом узнать не успели мы…
Это поколение – поколение пахарей, конструкторов, полярников, поколение, окончательно утвердившее понятия: наш танкист, наш летчик… Так мало их ныне, рядовых и командиров, вместе с отцами и старшими братьями отстоявших Москву и Сталинград, Воронеж и Киев, Севастополь и Минск:
До начала суток – два часа.
Мы уходим.
Снег дымит прибоем.
Ночь безлунна.
Звезды – как роса.
Пожелай удачи перед боем.
Пожелай того,
Что всем желанно:
Пожелай победы над врагом…
Когда я думаю о них, восемнадцати-двадцатилетних, погибших у стен Бреста и Новороссийска, у берегов Черного и Балтийского морей, какая-то тяжелая и долгая боль вкатывается в грудь, и нет покоя – ни чувству, ни совести, ни разуму.
Поэт Дмитрий Ковалев активный, боевой, матрос-фронтовик, поэт, в чьем творчестве от сороковых до семидесятых годов отобразился путь, пройденный родным Отечеством:
Далеко оно,
Фронтовое житье,
Года тревог и разлук.
Говорят, узбекское имя твое
Означает по-нашему «друг».
И ты настоящим был другом мне,
Хотя я тебя не знал.
Походную жизнь ты узнал на войне,
В землянке стихи писал.
Я был в Заполярье, матрос рядовой,
Когда у села моего
Твой путь оборвался
И холм небольшой
Вырос в конце его.
Поэты войны, как солдаты, верны в дружбе, порывисты в подвиге, неуступчивы в бою. Разные по возрасту, они все – равны по славе ратной: Сергей Наровчатов и Михаил Луконин, Василий Субботин и Сергей Поделков, Алексей Недогонов и Павел Шубин, Михаил Львов и Виктор Кочетков, Сергей Орлов и Дмитрий Ковалев, Алексей Марков и Леонид Решетников.
В поэзию Дмитрий Ковалев явился не из шумной полемической аудитории, а вошел убежденным и сильным – от плуга и наковальни, от дымной окопной черты, вошел так, как входит труженик-хозяин, работяга-воин:
Прошел фронты неповторимой ранью.
Был ранен там – а кто там не был ранен?
Принес с войны две боевых медали —
А у кого тогда их не видали?
А что, вернувшись, в плуг впрягался, тоже
Повинен враг – он тягло уничтожил.
А что теперь считаете богатым —
Так до богатых нам еще куда там…
Живет же человек такой на свете:
Ответит – будто бы за всех в ответе.
Живет не как бог на душу положит,
И никакой червяк его не гложет.
А может, лишь одно его тревожит —
Что не вернется день, который прожит.
Родительский дом Дмитрия Ковалева – обычный многосемейный дом, где если не витала постоянная пасмурь голода, то и не жила сытость: отец поэта – кузнец, мать – крестьянка. Запомнилась Дмитрию Ковалеву от детства кузница, ежедневная, до пота, работа отца, бессонная забота матери о будущих сеятелях и защитниках кровной земли:
Все отняла война:
Двух братьев,
Вести
От матери,
Всю молодость сполна.
Черезо всю страну
С тобой мы вместе.
Хоть этим
Осчастливила война.
Внешняя негромкость судьбы и родословной Дмитрия Ковалева породила и негромкий характер творчества самого автора. Но эта внутренняя собранность души поэта и есть благодатная и благородная натура, сильное движение слова.
Издревле на Руси порядочность была обыкновенным достоинством народа, а нравственность – рядовым и привычным фактом, что и сплачивало наш народ в годины черных бурь, братало в дни праздничных весен…
Дмитрий Ковалев часто обращается благодарной памятью к поэтам старшего поколения.
Его статьи, посвященные творчеству Василия Федорова, Егора Исаева, Юрия Прокушева и других литераторов, его горячее участие в дискуссиях и спорах – прямое подтверждение душевной щедрости и широты, пример уважения к почтенному опыту ветерана, к новому успеху собрата.
Нельзя быть всеядным ни в жизни, ни в поэзии, но и современный борец-одиночка вряд ли кому нужен со своими жалкими атрибутами познания и вкусовщины:
Когда с собою не ужился,
Ты не спеши на боковую
А приходи на Беговую
Ко мне —
Я тоже не ложился
Столица!.. Все в ней невчерашнее,
Все очертания летучи
В огнях Останкинская башня
Проходит, не спеша, сквозь тучи.
Глазам близка ее далекость,
Ушам слышна ее неслышность.
Легка на высоте нелегкость.
Подвижна в небе неподвижность.
Очень тонко Дмитрий Ковалев дает понять невидимому другу о сложности, переменчивости судьбы, обстоятельств и удач, но сквозь зыбкость и подвижность мира поэт верит в надежное завтрашнее утро, в нужный час призвания. Поэт пытается как бы успокоить собеседника неопровержимыми доказательствами:
Но мира нет, хоть враг повергнут.
Хоть нет сирен, тревога будит
И лампы на заре померкнут,
И на земле тишайше будет.
Тревога поэта – его честность и желание не отдалиться от родного народа, не забыть его горестей, не остаться в стороне от его радостей. Поэт в народе – лист на ветке дерева: дерево гудит – лист трепещет.
Если внимательно присмотреться к музе Дмитрия Ковалева, то несложно заметить ее застенчивость, ее извечную русскую стыдливость – качество, коим отличается неиспорченная душа, о чем так метко и коротко сказал сам поэт: