Но в общем дрянь. Про каких-то старых супругов, которые прожили пятьсот тысяч
лет вместе. Начинается, когда они еще молодые и родители девушки не позволяют ей выйти за этого типа, но она все равно выходит. А потом они
стареют. Муж уходит на войну, а у жены брат - пьяница. В общем неинтересно. Я хочу сказать, что мне было все равно - помирал там у них ктонибудь
в семье или не помирал. Ничего там не было - одно актерство. Правда, муж и жена были славные старики - остроумные и все такое, но они меня тоже
не трогали. Во-первых, все время, на протяжении всей пьесы, люди пили чай или еще что-то. Только откроется занавес, лакей уже подает кому-нибудь
чай или жена кому-нибудь наливает. И все время кто-нибудь входит и выходит - голова кружилась оттого, что какие-то люди непрестанно вставали и
садились. Альфред Лант и Линн Фонтанн играли старых супругов, они очень хорошо играли, но мне не понравилось. Я понимал, что они не похожи на
остальных актеров. Они вели себя и не как обыкновенные люди, и не как актеры, мне трудно это объяснить, Они так играли, как будто все время
понимали, что они - знаменитые. Понимаете, они _х_о_р_о_ш_о_ играли, только _с_л_и_ш_к_о_м_ хорошо. Понимаете - один еще не успеет договорить, а
другой уже быстро подхватывает. Как будто настоящие люди разговаривают, перебивая друг дружку и так далее. Все портило то, что все это
с_л_и_ш_к_о_м_ было похоже, как люди разговаривают и перебивают друг дружку в жизни. Они играли свои роли почти так же, как тот Эрни в Гринич-
Вилледж играл на рояле. Когда что-нибудь делаешь слишком хорошо то, если не следить за собой, начинаешь выставляться напоказ. А тогда уже не
может быть хорошо. Ну, во всяком случае, в этом спектакле они одни - я говорю про Лантов - еще были похожи на людей, у которых башка варит, это
надо признать.
После первого акта мы со всеми другими пижонами пошли курить. Ну и картина! Никогда в жизни не видел столько показного ломанья. Курят
вовсю, а сами нарочно громко говорят про пьесу, чтобы все слыхали, какие они умные. Какой-то липовый киноактер стоял рядом с нами и тоже курил.
Не знаю его фамилию, но в военных фильмах он всегда играет того типа, который трусит перед самым боем. С ним стояла сногсшибательная блондинка,
и оба они делали безразличные лица, притворялись, что не замечают, как на них смотрят. Скромные, черти! Мне страшно стало. А моя Салли почти не
разговаривала, только восторгалась Лантами, ей было некогда: она всем строила глазки, ломалась. Вдруг она увидела в другом конце курилки
какого-то знакомого пижона в темно-сером костюме, в клетчатом жилете. Светский лев. Аристократ. Стоит, накурился до одури, а у самого вид такой
скучающий, презрительный. Салли все повторяет:
- Где-то я с ним познакомилась, я его знаю!
Всегда она всех знала. До того мне надоело, что она все время говорит одно и то же, что я ей сказал:
- Знаешь что, ну и ступай, целуйся с ним, он, наверно, обрадуется.
Она страшно обиделась на меня. Наконец этот пижон ее узнал, подошел к нам и поздоровался. Вы бы видели, как она здоровалась! Как будто
двадцать лет не виделись. Можно подумать, что их детьми купали в одной ванночке. Такие друзья, что тошно смотреть. Самое смешное, что они,
наверно, только о_д_и_н_ р_а_з_ и виделись на какой-нибудь идиотской вечеринке. Наконец, когда они перестали пускать пузыри от радости, Салли
нас познакомила. Звали его Джордж, не помню, как дальше, он учился в Эндовере. Да-да, аристократ! Вы бы на него посмотрели, когда Салли спросила
его, нравится ли ему пьеса.