Стоит читает, а сам гладит себя по голой груди с самым идиотским выражением лица.
Вечно он гладил себя по то груди, то по животу. Он себя просто обожал. И Вдруг говорит:
- Что за чертовщина, Холден? Тут про какую-то дурацкую рукавицу!
- Ну так что же? - спрашиваю я. Ледяным голосом.
- То есть как это - что же? Я же тебе говорил, надо описать комнату или дом, балда!
- Ты сказал, нужно какое-нибудь описание. Не все ли равно, что описывать - рукавицу или еще что?
- Эх, черт бы тебя подрал! - Он разозлился не на шутку. Просто рассвирепел. - Все ты делаешь через ж... кувырком. - Тут он посмотрел на
меня. - Ничего удивительного, что тебя отсюда выкинули, - говорит. - Никогда ты ничего не сделаешь по-человечески. Никогда! Понял?
- Ладно, ладно, отдай листок! - говорю. Подошел, выхватил у него этот треклятый листок, взял и разорвал.
- Что за черт? - говорит. - Зачем ты разорвал?
Я ему даже не ответил. Бросил клочки в корзинку, и все. Потом лег на кровать, и мы оба долго молчали. Он разделся, остался в одних трусах,
а я закурил, лежа на кровати. Курить в спальнях не полагается, но поздно вечером, когда одни спят, а другие ушли, никто не заметит, что пахнет
дымом. И потом мне хотелось позлить Стрэдлейтера. Он из себя выходил, когда нарушал правила. Сам он никогда в спальне не курил. А я курил.
Так он и не сказал ни единого словечка про Джейн, ничего. Тогда я сам заговорил:
- Поздно же ты явился, черт побери, если ее отпустили только до девяти тридцати. Она из-за тебя не опоздала, вернулась вовремя?
Он сидел на краю своей койки и стриг ногти на ногах, когда я с ним заговорил.
- Самую малость опоздала, - говорит. - А какого черта ей было отпрашиваться только до половины десятого, да еще в субботу?
О господи, как я его ненавидел в эту минуту!
- В Нью-Йорк ездили? - спрашиваю.
- Ты спятил? Как мы могли попасть в Нью-Йорк, если она отпросилась только до половины десятого?
- Жаль, жаль! - сказал я.
Он посмотрел на меня.
- Слушай, если тебе хочется курить, шел бы ты в уборную. Ты-то отсюда выметаешься, а мне торчать в школе, пока не окончу.
Я на него даже внимания не обратил, будто его и нет. Курю как сумасшедший, и все. Только повернулся на бок и смотрю, как он стрижет свои
подлые ногти. Да, ничего себе школа! Вечно при тебе то прыщи давят, то ногти на ногах стригут.
- Ты ей передал от меня привет? - спрашиваю.
- Угу.
Черта лысого он передал, подонок!
- А что она сказала? Ты ее спросил, она по-прежнему ставит все дамки в последний ряд?
- Нет. Не спросил. Что мы с ней - в шашки играли весь вечер, как, по-твоему?
Я ничего ему не ответил. Господи, как я его ненавидел! - Раз вы не ездили в Нью-Йорк, где же вы с ней были? - спросил я немного погодя. Я
ужасно старался, чтоб голос у меня не дрожал, как студень. Нервничал я здорово. Видно, чувствовал, что что-то неладно.
Он наконец обрезал ногти. Встал с кровати в одних трусиках и вдруг начал дурака валять. Подошел ко мне, нагнулся и стал меня толкать в
плечо - играет гад.
- Брось, - говорю, - куда же вы девались, раз вы не поехали в Нью-Йорк?
- Никуда.