Я знаю, этот дом некогда не коснется губительная сила времени, ведь этот дом существует вне времени меняя свои формы и ничто не властно над ним в нашем измерении. Кем же на самом деле был последний глава клана Кавентонов – сер Джеймс, построивший этот дом? Или нечто привлеченное нашим физическим пространством само пришло сюда из неведомого мира, глотая по пути чужие тени и желая когда-нибудь поглотить большую часть нашего мира, перетащив его в свое тёмное измерение бесцветного мрака? Может быть это нечто пришло из лесов древних владений Кавентонов… но от чего же тогда их клан охранял эти места?
Сейчас я дописываю эти строки в столовой, это самое отдаленное место от зловещего чердака. Я отчетливо вижу вдалеке края колыхающейся тьмы, она сочится из-под порога словно свечной воск. Что же, после того как отсутствие Кавентонов обнаружилось вся их мебель и вещи остались на своих местах, видимо, они не паниковали, не разбрасывали вещи в доме, когда осознавали, что их поджидает ползущее по дому нечто. Быть может увидев раскиданные в прихожей вещи, полиция решит будто меня похитили, однако эти записи должны рассказать им о произошедшем! Если конечно мистер Джойс, предшественник мистера Краверса что-то не скрыл. Быть может Краверс что-то скрывал и от меня… скроет ли он мои записи от полиции если найдет их? (Полиция… если она с ним? Или с ними…) Нет времени размышлять об этом. Мне остается лишь надеяться, что читающий это сейчас, к какой бы эпохе он не принадлежал, не сочтет эту рукопись записками сумасшедшего человека, решившего в один зимний день сбежать из дома и сгинуть бесследно в местных лесах.
При переезде в новый дом я купил пистолет. Оно, нечто – уже совсем близко. Я отхожу подальше к окну затянутому непроницаемой черной пленкой снаружи (существует ли ещё привычный мне мир за окном или клокочущая тьма есть и там?). Я оставлю свои записи в одном из ящиков буфета, больше всего я надеюсь, что их обнаружит следующий владелец дома в первые же дни заселения в это место наполненное сверхъестественным искусно скрывающимся под маской обыденности. Мне уже пора уходить, отступать через единственную дверь в стене дома, ведущую в гараж. Сяду в старушку «Жестяную Лиззи». Я останусь там до тех пор пока тьма не поглотит меня, забрав с собой в свой темный, лишенный красок и света мир.
БЛУЖДАЮЩИЙ В ТЕМНОТЕ
Мне всегда нравилось естественное спокойствие и приглушенные переливы света царившие в этом лесу, его чарующий голос состоявший из пересвиста птиц, шороха насекомых и потрескивания коры старых деревьев. Я привык к одиночным лесным прогулкам ещё с детских лет и со временем они стали настолько мне привычны, что почти каждый день я старался попасть на тихие лесные тропы и пройтись по ним придавшись свободному течению своих мыслей. Блуждание среди возвышавшихся деревьев, их шорохи и звуки живой природы – всё это успокаивало меня, прибавляло во мне сил и навевало покой и уединенность в душе. Пожалуй, мне нравилось чувство отчужденности от общества, появлявшееся у меня с того момента как я углублялся в лесную чащу и за моей спиной строился непроницаемый заслон из густых деревьев.
За несколько лет частых дневных и ночных прогулок я обошел почти всю территорию этого леса и зная каждую тайную тропинку, легко определял где пролегает кротчайший путь домой. Этот лес располагался недалеко от небольшого городка, в котором я проживал с детства прибыв сюда с родителями. Мой дом был самым первым при въезде в город и стоял ближе всех к раю леса – могучие деревья высились стеной в сотне метров от человеческого жилища. Восточная сторона лесного массива на всём своем протяжении соседствовала с мощеной дорогой, по краям её росли густые кустарники и часто встречались невысокие деревца. Это была единственная дорога, по которой можно было попасть в наш город. По ней обычно ездили запряженные повозки местных жителей и только начавшие появляется в продаже легковые автомобили. Население здесь в основном промышляло фермерством или работало в местных контрах и на угольной шахте. В последнее время однако по дороге стали все чаще и чаще проносится автомобили с заезжими туристами, они обычно останавливались на несколько дней что бы отдохнуть от дороги, полюбоваться местными красотами и затем продолжить свой путь дальше.
В нашем небольшом городке, где я проживаю и по сию пору, меня всегда считали непревзойденным знатоком местного леса. Часто приезжие терялись в окрестных землях отправившись в чащу на прогулку, и меня всегда звали полицейские помогать им в поисках. Как правило гостей манили в лес слухи о прекрасной на вид реке, протекающей по западной части леса – большой, глубокой и чистой. Местные мужчины по выходным дням ловили там рыбу, водившуюся в изобилии, да и туристы часто арендовали снасти на несколько дней.
Благодаря поиску людей, со временем я овладел настоящим искусством следопыта. Городской шериф выступая перед жителями раз в месяц на общественном собрании в церкви, частенько звал меня на должность лесничего, но я все время отказывался – меня вполне устраивала работа в книгохранилище нашей небольшой городской библиотеки. Помимо того должность лесничего тогда занимал Чейс Скипмен, заступивший на пост в 1900 году, проработав несколько десятков лет на этом месте и продолжавшим делать свое дело несмотря на пенсию. Он хорошо знал свое дело, и все ещё был в неплохой форме несмотря на почтенные года и небольшую хромоту при ходьбе. Встречая его в лесу во время своих пеших прогулок, я иногда заговаривал с ним шагая по лесным тропинкам и с годами мы сдружились. Разговаривая на разные темы, выяснилось, что Чейс человек весьма грамотный, он любил читать и знал толк в литературе. Порой я удивлялся познаниям мистера Скипмена, его знанию разнообразных наук – они были весьма обширны, что выдавало в нем выпускника одного из престижных университетов. Иногда мне казалось, что вместо должности лесничего место Чейса – в одной из префектурных контор нашего города.
Однако, натура Чейса Скипмена не была склонна к скучной и однообразной работе в конторе. Он всегда любил присущее лесу естественное спокойствие. Душой он стремился проводить на природе как можно больше времени, отчасти он был отшельником, даже в местном баре он отсаживался в самый дальний угол затянутой приятной успокаивающей полутьмой. Вероятно, можно сказать что я был его единственным близким другом, ему казалось, будто у нас родственные души и общая потребность уединятся со своими мыслями шагая по лесным тропам и обдумывая что-нибудь. Иногда случалось я замечал Чейса, стоящего неподвижно и вглядывающегося в чащу леса своими зоркими зелеными глазами. Эту привычку я заметил за ним ещё толком не зная его, просто видел, как он стоял неподвижно на какой-нибудь из очень далеких и путанных лесных тропинок. Мне всегда казалось, что Чейс Скипмен что-то ищет в лесу. Даже сидя по вечерам на заднем дворе своего жилища и выкуривая старую табачную трубку, он неизменно устремлял ищущий взгляд в сторону лесной чащи. Одному Богу было известно за чем действительно Чейс наблюдает в этом лесу. Из-за его странной привычки, и манеры поведения в которой всегда присутствовала доля отчужденности от реальных событий, за мистером Скипменом закрепилось положение чудаковатого сварливого старика, которому одинокая работа лесничего подходил как нельзя кстати, тем более что справлялся он с ней превосходно. Что касается семьи, то у Чейса была жена и сын. Несколько лет назад сын Скипмена старшего – Эдвард Скипмен, в возрасте двадцати восьми лет покинул наш небольшой городок и устроился работать банковским клерком в крупном городе в шестнадцати милях от нас. Раз в полгода он обычно приезжал повидаться с Чейсом и его женой – Аннет. Семейство Скипменов проживало через три дома от меня, на противоположенной стороне городской улицы.