Барин своим крепостным вольную дал. Каждое воскресенье он ходил с барыней на службу, при себе они имели всегда горсть медных монет, которые раздавали нищим.
О Милане они больше ничего не слыхали. Говорили, что подалась они в какие-то дальние края, то в одной стороне она якобы объявлялась, то в другой, но эти сведения были скорее вымыслом, чем правдой.
Пропал куда-то и тот старичок. Развалины дома люди долго обходили стороной, боялись всё чего-то.
А вот ручей, в который Милана зелье вылила, превратился в небольшую речушку. Вода в нём чистая и прохладная, а рыбы-то столько развелось, лови, не хочу. Не раз в лихие годы спасала она людей от голода. А уж, какие ивы раскидистые на берегу росли, ветки до самой воды, словно косы девичьи. А по утрам с листьев капельки воды в речку стекают, не зря люди прозвали её плакучей. Сходите, посмотрите на зорьке, только не пробуйте на вкус эти капельки, мне они солоноватыми показались!
Матушка-журавушка
Дом, в котором под присмотром нянечек проживали маленькие ребятишки, был расположен на самой окраине небольшого городка. С одной стороны от дома начинался сосновый лес, который тянулся километров на двадцать. С другой стороны – дорога, которая вела к небольшому озеру, в котором дети не только купались, но и ловили рыбу. За домом было болото, на котором кое-где росли небольшие деревца, да между кочек поблескивала водичка. Жила в этом уютном доме семилетняя девчушка, которую звали Танюшей. Она мало чем отличалась от других девочек, бегала, играла со всеми вместе, как и все нарушала, иногда, установленный в доме порядок, за что ее нестрого наказывали. Один раз они с подружкой забрались на крышу небольшого сарая и прыгнули с нее на землю. На сей раз наказали их более строго, запретили два дня выходить на улицу.
Сидят они в комнате, смотрят в окошко, скучно. Зашла к ним нянечка, бабушка Шура, так все ее звали и очень любили за то, что она всегда детям что-то рассказывала интересное.
– Ну что, проказники, сидите? Зачем прыгали с крыши, а если бы ноги поломали?
– Не поломали же, да там и невысоко вовсе, – ответила подружка.
– Бабушка Шура, расскажи нам что-нибудь, ну пожалуйста, – попросила Танюша.
– Еще чего, вы озорничать будете, а я вам рассказывать за это сказки должна?!
Но девчушки стали ее упрашивать, и бабушка Шура сдалась.
– Прямо и не знаю, что вам такое рассказать? Были бы родители ваши тут, они бы вам такую трепку устроили. Эх, пташки вы мои сердешные.
Она села на кровать, подправила волосы под платок.
– Бабушка Шура, а вы расскажите, где наши родители? – попросила Танюшка.
– Откуда мне знать, может их журавли забрали, а может, затерялись на дальних дорогах. Всякое в этой жизни бывает.
– А как это, журавли забрали? – спросила Танюшка.
– Известно как, вот послушайте…
И бабушка Шура рассказала им только ей одной знамую сказку.
– Засиделась я с вами, – сказала она, когда закончила рассказывать, – а у меня столько еще дел.
Бабушка Шура встала, погладила девчушек по головкам и пошла, делать свои дела.
– Враки все это, – сказала подружка и легла в кровать, – хоть бы обед скорее настал, есть что-то захотелось.
– И совсем не враки, – возразила Танюшка, – где же тогда они, почему не приходят за нами?
– Бросили они нас, забыли, сейчас живут где-нибудь в большом городе, едят каждый день конфеты и мороженое, ходят в кино.
– Ты все врешь, моя мама никогда бы меня не бросила, ее журавли увели и заколдовали, – резко возразила Танюшка.
Что поделаешь, она была очень доверчивой и верила всему, что ей говорили.
Подружки, наверное, поссорились бы, но их позвали на обед.
Ночью Танюша ворочалась в постели, долго не могла заснуть. А когда заснула, ей приснился сон, в котором она видела женщину, которая спешила к ней, но ее не пускали журавли. Она закричала во сне, а когда проснулась, тихонько заплакала.
С этого дня Танюшку словно подменили. Она стала не такой подвижной, часто замолкала и подолгу смотрела из окна на болото. Когда к ним приехали гости и привезли разные игрушки и сладости, она не стала, есть конфеты, спрятала их в свою тумбочку. На другой день дети пошли на прогулку, она тайком убежала к железной ограде, которая отгораживала их дом от болота.
– Журавушки, журавушки, отдайте мою маму, – говорила она не очень громко, – я отдам вам за это мои конфеты. Отдайте, пожалуйста.
Она бросила конфеты в сторону болота сквозь железные прутья ограды и все умоляла и умоляла журавлей вернуть ее маму. К вечеру у нее поднялась температура, и ее поместили в комнату для больных. Только через три дня она вернулась к подружкам. На очередной прогулке Танюша вновь пошла к ограде. Конфет за оградой не было.
– Журавушки, вы взяли конфеты, вы отдадите теперь мою маму?
Она смотрела на болото сквозь прутья и пыталась увидеть там ту, которую никогда не видела и не знала. Нянечка Шура увидела Танюшку у ограды и строго окликнула ее.
– Ты что тут делаешь? Кто тебе разрешил уходить от ребят и подходить к болоту?
– Бабушка Шура, но я ничего плохого не сделала, я только подошла к ограде.
– А зачем ты подошла? Почему ты не играешь со всеми детьми?
Танюша стояла, опустив голову и готова уже зарыдать, но нянечка обняла ее за плечи и прижала к себе.
– Тебя, наверное, обидели?
– Нет, меня никто не обижал.
– С тобой не хотят играть?
– Нет, это я не хочу играть.
– Ну, пошли, пошли к ребятам, крошка ты моя ненаглядная.
– Бабушка Шура, можно я еще немного тут постою, я ничего плохого не делаю.
– Пошли, пошли, завтра еще придешь.
Она легонько подтолкнула Танюшку в спину, и они пошли в сторону игровой площадки.
А на болоте испокон веков селились журавли. Тянулось оно на много километров, и было почти непроходимое для людей. Даже клюкву собирали на нем лишь в засушливые годы, да и то только по краешкам. Несколько лет выводила на этом болоте своих птенцов журавушка, так кликал журавль свою подругу, а в этом году пришли беды, да такие, что и жизнь немила стала. Погиб ее верный спутник, а потом сгинули и журавлята. Бродит несчастная по болоту словно тень, будто смерть ищет. Даже людей бояться перестала, близко к дому стала подходить. Стоит однажды за кустиком и видит, как девчушка за ограду конфеты швыряет и что-то очень жалобно просит. И повеяло от нее чем-то знакомым, тоской какой-то общей. Ушла девчушка, а она к вожаку подлетела и рассказала ему про все.
– Ты мудрый, даже людей понимаешь, помоги, объясни, что этой малышке надобно? – попросила она.
– Тебе, зачем это, думай о том, как нового журавля заиметь, да птенцов на следующий год вывести, а люди сами разберутся и без тебя.
И в следующий раз она увидела на том же месте девчушку, и снова какая-то тревога тронула ее сердце. Полетела к вожаку опять с просьбой, чтобы он объяснил ей все. Вожак хоть и строгий был, но многое понимал в этой жизни.
Жалел он журавушку, понимал её горе, сам многое испытал, терял и подруг и птенцов, но вынес все, поэтому и был единодушно признан вожаком стаи.
Прилетели они к ограде, укрылись за кустиками и стали ждать. Не сразу, но все же пришла Танюшка к ограде. Встала у железных прутьев и давай мать звать. Рассказал вожак журавушке, что просит ребенок, бочком, бочком за кустики и улетел. Протянула Танюшка ручки к болоту, не выдержала журавушка, вышла из-за укрытия, увидела ее Танюшка и закричала:
– Матушка родимая, матушка родимая, возьми меня!
А тут уже люди бегут к ней, взмахнула журавушка крыльями и улетела. И опять к вожаку с просьбой:
– Не могу видеть страдания несчастной, помоги, сделай ее журавленком, ты мудрый, ты умеешь это делать.
– Я могу только по доброй воле сделать ее журавленком, без этого мои чары не действуют.
– Тогда сделай меня человеком, я этого хочу.
– Одумайся, журавушка, ты птица, не жить тебе без неба и простора.