– Пойдем, провожу. Нам почти по пути.
– А ты что – без машины сегодня? – она посмотрела как бы сквозь него, невесело улыбнувшись, – Что это ты, Паша? Решил приударить за конкурентом? – последнее время грустная, с каким-то оттенком обреченности улыбка нарисовалась на ее лице.
– Разговор есть.
– А-а, секреты мои профессиональные хочешь выведать. Хочешь в следующем выпуске быть лидером?
– Не смешно, – Павел взял ее за локоть, сокращая дистанцию общения.
– И ты тоже… – Вероника вопросительно посмотрела на него. Во взгляде сквозила вся накопившаяся горечь последнего отрезка ее жизни. И на глазах появились слезы.
«Кажется, я попал вовремя, – засомневался Павел, – Только мне истерики не хватало». Он вдруг понял, что ее мысли, на которых она сосредоточена последнее время, наконец, дошли до предела. Что его несанкционированное вторжение в личное пространство Вероники оказалось последней каплей, за которой последует переход количества в качество. Тем более, планерку сегодня проводил Николай Николаевич. И он подходил к ней.
– Вероника! Приди в себя! – одернул он ее, показывая серьезность намерения.
– У меня есть к тебе деловое предложение.
– А-а, деловое? – с сарказмом проговорила она сквозь слезы, доставая платок и вытирая под глазами, чтобы не размазать краску, – Ну, давай, реки… – она и впрямь успокоилась, и дежурно улыбнулась ему.
Они спустились по боковой лестнице со второго этажа, вышли на улицу и направились в сторону небольшого сквера. Вероника молчала. Павел поглядывал на нее мельком, стараясь не вызвать нового негатива. Ему было жалко эту хрупкую девушку со следами глубокой печали на лице, подчеркнутой покрасневшими белками глаз и шмыгающим иногда и тоже покрасневшим носом. «Ну, сволочь! – зло констатировал Павел, – Так девчонку достал. А, вроде, и придраться-то не к чему. Все – шито-крыто». Он еще какое-то время молчал, как будто сомневался. А потом, словно боясь, что его кто-то остановит, выпалил:
– Я предлагаю нашим благодетелям козу сделать.
– Думанский… у тебя с головой все в порядке? – удивленно посмотрела на него Вероника, – Какую козу? Ты это что, по поводу Ник Ника?
– Нет! – он словно оправдывался, – Ты все неправильно поняла. Мне плевать на него, хотя и это сыграло свою роль, – Павел остановился.
– Ну-ну? Я тебя слушаю, Думанский. Продолжай.
Он еще несколько секунд молчал, соображая, с чего начать.
– Сколько мы с тобой уже здесь паримся? Три года?
– Даже уже три с половиной, – поправила Вероника, – Ну и к чему ты это?
– Да к тому, – не стал дальше тянуть резину Павел, – что, может быть, нам с тобой пора уже подумать о том, чтобы создать свою фирму – свой каталог? Кухню-то всю мы с тобой знаем. Что еще надо?
Вероника грустно усмехнулась:
– Деньги нужны, Паша. День-ги, – обреченно констатировала она, – И время. Пока все это будет согласовываться и оформляться, – и после паузы, во время которой он обдумывал, как ответить ей, добавила, – А мысль твоя мне нравиться. Такая и у меня проскакивала. Только вот я чувствовала, что не потяну одна. А обращаться к кому-то в нашем серпентарии, – заметила язвительно, – боялась. Не верила, что пройдет без огласки.
– Ну и? – Павел посмотрел в глаза Веронике, – Дело-то реальное. Соглашайся. Тебе сам бог велел, – он улыбнулся.
Она, почувствовав его расположение к себе, тоже улыбнулась. А потом вдруг посмотрела на него простодушно, почти по-детски.
– Вот скажешь правду – подумаю… и искренне, не сдержав своего природного кокетства, снова улыбнулась.
– Какую-такую правду? – с нарочитой, в ее тоне веселостью спросил Павел.
– Пожалел меня?
Вопрос оказался неожиданным, но Павел успел сориентироваться и перевел разговор в плоскость шутки.
– А ты как думала? Конечно, пожалел. Ходит девочка с грустными глазами.
Она внимательно посмотрела на него – шутит или нет?
– А если серьезно… – предупредил он ее реплику, уходя от неопределенности дальнейшего обсуждения, – Кому как не нам с тобой объединить усилия. Тем более что и ты об этом думала.
Так в девяносто седьмом появилась новая фирма. К двум учредителям, исполнявшим обязанности директора и зама, прибавился бухгалтер и секретарь. Плюс штат из четырех-пяти более-менее постоянных рекламных агентов и в районе пятнадцати человек, периодически меняющихся. И вот уже около трех лет фирма успешно выпускала каталоги. Дружеские отношения между Павлом и Вероникой, сложившиеся тогда вдруг и навсегда, поддерживались не показной, но достаточно ощутимой нежностью до той самой поры, пока Павел не ушел из семьи. И вот тут все изменилось. Вероника, так еще и не вышедшая замуж, настойчиво стала опекать друга. Это никак не озвучивалось. Но и так было ясно, чего она хотела. Павел же, с уважением и братской любовью относившийся к ней, начинал этим тяготиться. Ее предложение – очень уж откровенное – встретить Новый год вдвоем, не то, чтобы застало его врасплох, но как-то неприятно покоробило. Назрел серьезный разговор, который не хотелось начинать в канун праздника. И Павел свернул все на традицию – он и до женитьбы, и потом – с Леной – этот праздник всегда отмечал у Ковальских.
– Да, Думанский, ты не исправим. А если Ленка там будет?
– Вероника, ну мы же все выяснили, – Павел не прятал неудовольствия, – Славик – мой друг, а не Ленкин, и мне такую свинью не подсунет. Да она и сама не пойдет, даже если пригласят.
– Ладно, Думанский. Когда разбегаемся?
– Я еще, пожалуй, часик посижу, поработаю с материалом. А ты?
– А я уже пойду, – она нарочито – это было видно – потянулась, – Прошвырнусь по магазинам… Хоть чем-то порадую себя любимую.
Павел понял – разговор окончен. Он был и доволен, и недоволен тем, как разрулилась ситуация. Досада на себя и на Веронику за случившееся не покидала его некоторое время даже после того, как она зашла попрощаться. Они обнялись и пожелали друг другу и фирме благополучия и процветания в наступающем году.
5.
На следующее утро проснулся Павел рано. Сработала многолетняя привычка. Сегодня будний день. «Тридцать первое, – сознание услужливо вбросило расслабляющую информацию, – Можно полежать. И даже вздремнуть». Появилось предпраздничное воодушевление, и сознание не преминуло связать эмоциональный подъем с Наташей. Воодушевление провоцировало спонтанно сменявшие друг друга чувства и мысли, выводило на сцену жизни из бездны памяти все новые и новые воспоминания, сопровождая новыми же ощущениями. Это были такие натуральные переживания в промежутке между сном и явью. Но поддерживать их оказалось непросто. Сознание то пыталось нырнуть в небытие – уснуть, то возвращалось к обычному режиму работы. И лишь в промежутках, неправдоподобно растягивавшихся, Павел оказывался в волшебной стране грез, где мысли приобретали жизненность. И настолько все, что видел и чувствовал, казалось реальным…
Заиграла мелодия будильника в телефоне. И сказочный мир, отпрянув, рухнул. Мысль, что надо вставать – собираться ехать в магазин, чтобы купить Алеше радиоуправляемое авто, вслед за приятными чувствами подняли волну негатива. «Вспомнить сына без этой чокнутой семейки – ну, никак, прости, господи», – Павел попробовал переключиться на работу. Но и тут оказалась засада. Отравленная негативом кровь подтолкнула к размышлениям о Веронике. К тому, что теперь как-то по-другому придется выстраивать отношения с ней. Вспомнился их последний разговор о Новом годе. О Славе. О Ленке. О сыне. Снова выплыл образ тещи. И Павел чертыхнулся: «Эта песня хороша, начинай сначала». Выругался. Наконец, уже невозможно стало терпеть – физиологическая потребность заявила о себе основательно.
– Все! – скомандовал, – Подъем!
Привычно быстро привел себя в порядок, оделся, налил в чайник воды и поставил на плиту. Так же быстро позавтракал и решил немного убраться в доме – в магазин игрушек ехать рановато.