* * *
– Ох, как-то мы засиделись! – воскликнул старик, посмотрев на часы. – Поздно уже. Знаешь, что за звезды здесь! Выйди и…
– По правилам я не могу без надобности выходить на такой холод, да к тому же один, – прервал его я, не желая вставать с места.
– А ты забудь о правилах на сегодня и посмотри на звезды, что сияют в ночи. Я обещаю, ты вернешься целым и невредимым, – старик снова мне подмигнул, улыбаясь, но на его ресницах я заметил хрустальную капельку слезы. Хотя… Наверное, он просто зевнул.
Мужчина поднялся с кресла и отяжелевшей походкой поплелся вон из комнаты.
– Эй, дед, погоди. А мне где спать-то?
Старик обернулся и указал мне на дверь в мою комнату, а потом заговорщицки прошептал: «Сегодня на небе звезды, которые принес буран». Наверное, дед совсем спятил от одиночества. Честно, я начал уже сомневаться, что мои будущие коллеги знают, где я. Что это вообще за дом, стоящий посреди снежной равнины? Хотя ладно, отсюда до «веселенькой» станции я все равно пешком не доберусь.
Я поднялся и направился к предназначенной мне спальне. Открыв деревянную дверь, я увидел маленькую комнату, обставленную довольно скромно. Посреди стояла кровать (уже хорошо) с аккуратно сложенным сиреневым покрывалом, рядом – тумбочка, на ней – ваза с настоящей лавандой, от которой исходил слабый запах удушливого, бархатного юга.
Через несколько минут я уже был в постели. Оказалось, я очень устал и буквально валился с ног. И только я положил голову на подушку, как меня унесло в неведомый мир грез, из которого возвращаешься порой другим человеком, но который никогда тебе не запомнится надолго.
Мне снился сон. В голове возникали бессвязные образы, расплывчатые картины. Девушка в платье из ветра, тихо танцующая босиком на тонком льду… Мужчина, восседающий на троне из огромного бриллианта, сделанного из слез, падающих с ресниц. Два похожих лица, но совершенно разных в то же время… И голоса, голоса, так много голосов, все они кричат, воюют, звон железа, завывание вьюги! Волосы, отражающие свет, поглощающие тьму, синие глаза, смотрящие из-под кровати… А потом я оказался в снегу, мне протягивал руку какой-то силуэт. Мне так хотелось прикоснуться к тем пальцам, но я ужасно боялся зыбучего снега…
Я проснулся. Стало жарко, меня качало. Я подошел к окну, машинально открыл его и только потом вспомнил, где нахожусь. Однако с улицы на меня подул морозный, но не смертельно холодный ветер, а потом все замерло, будто звуки накрыла прозрачным куполом безмолвная ночь. Мне сильно захотелось на воздух, так сильно, что я почти физически ощущал эту растущую в свободе потребность. Я быстро оделся в три слоя и вышел из комнаты.
В гостиной было тихо. Электронные часы, стоявшие на столике, показывали 2:36. Я открыл входную дверь, переступил порог и будто оказался в другом мире. Тишина. Морозец остудил мое разгоряченное лицо, снег скрипел под ногами. Вокруг белизной сияла бескрайняя равнина, уходящая к далекому горизонту, но никогда не догонявшая его. Я поднял глаза к небу и увидел звезды. Они сверкали в безоблачном, бесконечном черном небе, поглощающем любой свет, притягивающем взгляд. Они плясали под северную музыку ночной тишины холода, кружились в шелковом вальсе серебра. Никогда еще мне не было так спокойно. Я улегся на колючее покрывало снега и, свернувшись калачиком, уснул, освещаемый светом звезд, которых принес буран…
Я проснулся от стука в дверь, с трудом разлепил глаза. Комната ярко освещалась лучами зимнего полуденного солнца, зажигающими частички бескрайнего снега. Я чувствовал себя таким разбитым, словно не спал уж тысячу лет. За дверью кто-то ходил, гремя алюминием сковородок. Стук раздался вновь, на этот раз звучал он дольше и радостней, наигрывая какой-то ритм. Это немного разозлило меня, потому что щенячий восторг старика никак не вязался с моим недовольством сегодняшним утром. Я наскоро оделся, умылся и вышел на маленькую кухню. Полкомнаты занимала старинная печка, облепленная черной сажей. У стены стоял крошечный столик, на нем дымилась овсяная каша в сверкающих мисках. Никогда не любил овсянку. В детстве меня пичкали ею на убой, потому что «это полезно, я вырасту сильным, как отец». Да, но с силой воли-то у него было не так хорошо… Иначе он не бросил бы нас с мамой, когда мне было восемь. Короче, каша – это не мое любимое блюдо.
– Доброе утро, – сказал я напевающему что-то старику.
– Доброе, – ответил он, словно довольный кот, – Никогда не знал, что это за мелодия, но она трогает мое сердце… Я называю ее «Танец на паутинке».
– Занятно, – протянул я, ковыряя кашу.
– Ты видел северные звезды ночью?