Она открыла рот, но с губ не сорвалось ни единого звука. Золотое свечение ее глаз усилилось, глаза потемнели, белки окрасились черным.
– Что за черт…
Минуту назад она еще стояла перед ним, а в следующее мгновение пропала, словно ее никогда и не было. Сабин огляделся, обшаривая взглядом комнату. И не увидел ее. Спустя мгновение единственный оставшийся в сознании охотник издал мучительный вопль, который вдруг резко оборвался, его тело обмякло, повалилось на песчаный пол, вокруг стала растекаться все увеличивающаяся лужа крови.
– Девушка, – сказал Сабин, схватившись за нож.
Он был полон решимости защитить ее от того, что несколько секунд назад убило охотника, которого он собирался подвергнуть допросу. Но девушки нигде не было. Если она могла перемещаться в пространстве силой мысли, как Люсьен, ей ничто не угрожало. Пусть она была вне его досягаемости, но зато в безопасности. Но как она могла…
– Сзади, – сказала Камео, и впервые в ее голосе слышалась не скорбь, а изумление.
– О, боги… – выдохнул Парис, – я даже не заметил, как она двигалась, и все же…
– Она не… это не… Как ей это удалось?.. – Мэддокс растерянно провел рукой по лицу, словно не веря собственным глазам.
Сабин снова повернулся и увидел ее. Она опять была в своей камере. Сидела, прижав колени к груди, с ее губ капала кровь, а в одной руке она сжимала… трахею? Она вырвала… или выгрызла… мужчине глотку.
Ее глаза снова вернули привычный цвет, золотистый с серыми искорками, но взгляд был совершенно пустым и отстраненным. Видимо, шок от содеянного поверг ее разум в оцепенение. Лицо тоже ничего не выражало. Она так побледнела, что под кожей проступили голубые вены. Она дрожала, раскачиваясь из стороны в сторону, что-то бессвязно бормоча себе под нос. Что за черт?
Охотник назвал ее чудовищем. Сабин ему не поверил. Тогда.
Он вошел в камеру, не вполне осознавая, что делает. Знал только, что не может оставить ее в таком состоянии и не может запереть ее в камере. Во-первых, она не причинила вреда его друзьям. Во-вторых, с ее скоростью передвижения она могла сбежать до того, как опустится стекло камеры, и жестоко наказать его за нарушенное слово.
– Сабин, дружище, – мрачно сказал Гидеон, – ты ведь не хочешь как следует подумать, стоит ли тебе туда входить. На этот раз охотник солгал.
На этот раз. Попробуй еще раз.
– Ты знаешь, что тут происходит?
– Нет. – Это значит «да». – Она не гарпия, отродье Люцифера, который не расхаживал целый год по земле. Я никогда не имел с ними дела прежде и не знаю, что они могут убить целую армию бессмертных за считаные секунды.
Гидеон не мог произнести ни единого слова правды, не обрекая себя на страшные муки. Сабин знал – все, что сказал его друг, – ложь. Следовательно, воину уже приходилось встречать гарпий, и он явно знал, на что они способны. Гарпии были порождением Люцифера, и им ничего не стоило прикончить даже такого смельчака, как он сам.
– Когда? – уточнил он.
Гидеон понял, что Сабин имеет в виду.
– Помнишь, когда я не был в плену?
Ах да. Когда-то Гидеону довелось провести три мучительных месяца в лапах охотников.
– Одна из них не разнесла весь лагерь еще до того, как прозвучал сигнал тревоги. Она никого не убила, и оставшиеся в живых охотники не провели несколько следующих дней, проклиная все их племя.
– Погоди. Гарпия? Нет, это вряд ли. Она не уродлива. – Эту глубокую мысль изрек Страйдер, любивший объяснять то, что и без того было очевидно. – Как она может быть гарпией?
– Всем известно, что мифы смертных часто не имеют ничего общего с реальностью. То, что в большинстве легенд говорится об отталкивающем облике гарпий, не значит, что они в самом деле уродливы. А теперь все вон. – Сабин отшвырнул оружие. – Я сам с ней разберусь.
Раздались протестующие выкрики.
– Со мной все будет хорошо.
По крайней мере, он на это надеялся.
«Ты ведь можешь пострадать…»
«О, заткнись».
– Она…
– Пойдет с нами, – сказал он, обрывая Мэддокса на полуслове. Он не мог оставить ее здесь. Она была слишком ценным оружием – оружием, которое могло быть использовано против него… или им самим. Да, подумал он, его глаза расширились. Да, конечно. – И мы оставим ее в живых.
– Черт, нет, – сказал Мэддокс. – Я не желаю, чтобы гарпия болталась рядом с Эшлин.
– Ты же видел, что она может…
Теперь уже Мэддокс прервал его:
– Вот именно, видел, именно поэтому и не хочу, чтобы она приближалась к моей беременной женщине. Гарпия останется здесь.
Вот еще одна причина держаться подальше от любви. Она смягчает сердца даже самых закаленных бойцов.
– Она ненавидит этих людей так же сильно, как и мы. Она может помочь нам.
Мэддокс был неумолим.
– Нет.
– Я буду отвечать за нее и позабочусь, чтобы она держала свои когти и клыки при себе.
По крайней мере, он надеялся на это.
– Ты хочешь ее, значит, она твоя, – сказал Страйдер, всегда занимавший его сторону. Славный парень. – Мэддокс согласится, ты ведь никогда не заставлял Эшлин ходить в город и подслушивать разговоры охотников, как бы тебе этого ни хотелось.
Прищурившись, Мэддокс скрипнул зубами.
– Мы должны усмирить ее.
– Нет. Я справлюсь с ней.
Сабину невыносима была мысль о том, что кто-то другой коснется Гвен. Он убеждал себя, что ее, вероятно, мучили, применяя самые устрашающие пытки, и поэтому она может броситься на любого, кто дотронется до нее, но…
Но он знал, что это всего лишь отговорки. Его влекло к ней, а увлеченный мужчина не в силах подавить инстинкт собственника. Даже если этот мужчина зарекся иметь дело с женщинами.
Камео приблизилась к нему, ее внимание было приковано к девушке.
– Пусть Парис займется ею. Он знает, как поладить с самыми кровожадными женщинами. В отличие от тебя. Нам ведь нужно, чтобы она была в хорошем настроении.
Парис, который мог соблазнить любую женщину, смертную и бессмертную? Парис, которому секс нужен был для выживания? Сабин стиснул зубы, его воображение услужливо нарисовало ему пару. Обнаженные тела переплетены, пальцы воина тонут в водопаде волос гарпии, ее лицо излучает блаженство.
Наверное, для девушки так было бы лучше. Вероятно, для всех них было бы лучше так, как сказала Камео. Гарпия с большей охотой поможет им уничтожить охотников, если будет сражаться рядом со своим любовником, а Сабин был решительно настроен привлечь ее на свою сторону. Парис, разумеется, разделит с ней ложе лишь однажды, а потом будет обманывать ее, ведь ради выживания ему нужно постоянно менять женщин. Она разозлится и переметнется к охотникам. Плохая идея, решил он, и не только потому, что ему хотелось так думать.
– Дай мне… пять минут. Если она убьет меня, пусть Парис попытает счастья, – сухо произнес Сабин.
– По крайней мере, позволь Парису погрузить ее в сон, как он сделал с остальными, – настаивала Камео.
Сабин покачал головой:
– Если она проснется слишком рано, испугается и может напасть. Я должен войти к ней в доверие. А теперь уходите. Мне нужно поговорить с ней.
Пауза. Шарканье ног, куда более шумное, чем раньше, ведь сейчас воины несли на руках женщин. И вот он остался наедине с рыжей. Или, вернее, с рыжеватой блондинкой, если так называется цвет ее волос. Она сидела, скорчившись, и бормотала что-то, не выпуская из рук чертову трахею.
«Ты такая плохая девочка, да? – вкрадчиво сказал демон, вбрасывая слова прямо в разум гарпии. – Ты ведь знаешь, что делают с плохими девочками, не так ли?»
«Оставь ее в покое. Пожалуйста, – взмолился Сабин. – Она убила нашего врага, теперь он не сможет отправиться на поиски… и найти… ларец».
При слове «ларец» демон Сомнения издал пронзительный крик. Тысячу лет он провел во тьме ларца Пандоры и не хотел возвращаться туда. Он сделал бы что угодно, лишь бы избежать этого.
Сабин уже не мог существовать без своего демона. Демон стал его неотъемлемой частью, и хотя Сабин иногда с трудом терпел его выходки, он скорее пожертвовал бы легким, чем отдал демона. По крайней мере, легкое он мог себе отрастить.