— Стой, сука, где стоишь, — заорал террорист.
«Он тоже меня видит!»
Дальше все произошло очень быстро. Из боковой двери за прилавком выскочила полная женщина в белом халате. Она ударила алкаша какой-то палкой по голове. Максу показалось, что мужчина сразу же потерял сознание и только рефлекторно опустил ружье и нажал на спуск. Белокурая женщина дернулась, и голубые глаза закрылись.
Макс побежал в ее сторону, но понял, что все закончилось. Он снова стоял в заброшенном магазине. Битые стекла и куски штукатурки хрустели под ногами. Витрины перевернуты.
«Вот что произошло с ней! Какое-то ничтожество решило, что может повелевать судьбами…»
«А ты что сделал с этими долбанутиками?» — голос Максима-плохого.
Макс повернулся и увидел мерзкое отражение. Максим-плохой сидел на перевернутом ящике.
— Как ты оказался здесь? Ты же мое отражение! Мое гребаное отражение! — Бабурин начал отходить к двери.
Максим-плохой поднес указательный палец к виску.
— Я у тебя в голове. И уж поверь мне на слово — я не всегда Максим-плохой. Точнее так — я не самый плохой из нас двоих.
— Я здесь один, — проговорил Бабурин. — Я один, и тебя здесь нет! Тебя здесь не должно быть!
И Максим побежал прочь. Уже возле машины он понял, что плачет. Вытер глаза и сел в машину.
— Бог ты мой, Макс, что ты там делал? Грохнуло так, будто ты там стрельбу устроил.
— Эхо прошлого.
Егор ничего не понял, но спрашивать не стал. Машина плавно тронулась с места.
* * *
Деревенское кладбище ничем не отличалось от городского. Это еще раз доказывает, что после смерти мы все равны. На все наши достижения и регалии, по большому счету, после смерти всем наплевать. Под облетевшей березой стоял гроб, и череда скорбящих проходила мимо, даруя усопшему последний поцелуй. Какая-то плакальщица завыла-запричитала, и ее голос скреб по съежившемуся сердцу Максима. Он уже подошел к страшному двойнику дяди Славы с бумажной ленточкой на лбу. Да, именно двойнику. Макс не признавал в этом осунувшемся синем лице облик того, кто всегда с улыбкой что-то рассказывал. Максим любил слушать старика. Он нагнулся поцеловать покойника, но так и не смог заставить себя коснуться губами ленточки. За пару сантиметров он остановился и поднял голову. Старик смотрел на него.
— Послушай меня в последний раз. Пусти свою Силу на благое дело.
Макс медленно посмотрел по сторонам. Никто не видел ожившего мертвеца. Снова опустил взгляд на гроб. Глаза у дяди Славы были закрыты. Бабурин поспешил отойти.
Он стоял и смотрел куда-то в пустоту.
«Пусти свою Силу на благое дело». Что это было? Даже если и почудилось, все равно это что-то значит. Что? Устроиться в колхоз и истреблять усилием мысли грызунов и насекомых? Это уж вряд ли. На самом деле как запасной вариант это можно использовать.
«Если, конечно, после того как я разберусь с этими тварями, у меня останутся силы».
Один день — одна мышка.
Три выродка наказаны. Владлена Марковича надо оставить на потом. Когда эта мразь поймет, что его «шестерки» подыхают не просто так, он начнет биться в истерике от страха. Вот тогда-то и придет Максим, щелкнет пальцами — и, как говорится, да будет так. Макс еще не знал, как умрет эта тварь, но то, что перед смертью он наделает в свои дорогие штаны, — и к гадалке не ходи.
— Ну что, Максус, поехали. — Подошел Егор. — Бог ты мой, а то на нас как на городских придурков смотрят.
— Помянуть бы надо, — уставшим голосом сказал мужичок в засаленном ватнике.
— Бог ты мой, а где поминки-то?
— А вот как с горы скатишься, и на город.