Наверное, ты болен, надо лечиться. У тебя вправду были… видения?
— Ну совсем как в госпитале! — Он раздраженно потупился. — Если вы собираетесь беспрестанно приглядывать за мной, хлопотать и нянькаться…
— Скажи, Род! Ты вправду веришь, что в доме… есть нечто, желающее тебе навредить?
Родерик помолчал и, взглянув на сестру, тихо спросил:
— А как ты думаешь?
К моему удивлению, Каролина отвела взгляд.
— Я… не знаю. Но я боюсь за тебя.
— Боишься? Так вам и надо бояться. Но не за меня. И не меня, если это вас тревожит. Как вы не понимаете? Только благодаря мне дом еще не развалился на куски.
— Я знаю, вы так считаете, Род, — сказал я. — Но если разрешите вам помочь…
— Значит, вот как вы понимаете помощь? Прямиком рванули к сестре, хотя сами обещали…
— Да, так я понимаю помощь. Я бессчетно прокручивал в голове нашу встречу и пришел к выводу, что вы не в состоянии сами себе помочь.
— Неужели не понимаете? Как можно не понимать после того, что я вчера рассказал? Я не о себе думаю! Господи! Я слова доброго не слышал за свои труды ради семьи… и даже сейчас, когда гроблю себя… Может, плюнуть на все, хоть раз закрыть глаза, отвернуться… Вот тогда увидите, что выйдет!
Род сложил руки на груди и сгорбился, надувшись, точно школьник, который пытается оспорить плохой табель. Жуткая суть нашего разговора, мгновенье назад еще столь ощутимая, стала ускользать. Заметив огонек сомнения, мелькнувший в глазах Каролины, я шагнул к Родерику:
— Поймите, мы очень обеспокоены. Так не может продолжаться.
— Я не хочу об этом говорить, — твердо сказал он. — Это бессмысленно.
— Вы больны, Род. Нужно точно диагностировать болезнь, и тогда мы ее вылечим.
— Все мое нездоровье лишь от вас и вашей слежки! Если б вы оставили в покое меня и нашу семью… Но вы двое сговорились против меня. Вся эта болтовня насчет моей ноги и услуги больнице…
— Как тебе не стыдно! — воскликнула Каролина. — Доктор Фарадей оказал нам любезность!
— И сейчас оказывает?
— Род, прошу тебя.
— Кажется, я уже сказал: не хочу об этом говорить.
Родерик вышел из библиотеки. Он так хлопнул тяжелой старинной дверью, что из трещины в потолке заструилась пыль, а два чехла соскользнули с полок и заплесневелой грудой улеглись на полу.
Беспомощно переглянувшись, мы с Каролиной стали водружать на место упавшие полотнища.
— Что же нам делать? — спросила она, закрепив чехол. — Если он и впрямь так болен, но не хочет нашей помощи…
— Не знаю, — ответил я. — Ей-богу, не знаю. Остается лишь наблюдать за ним и пытаться вновь завоевать его доверие. Боюсь, это выпадет на вашу долю.
Каролина кивнула и, чуть помявшись, спросила:
— Может, вы все-таки ошиблись? Он выглядит… вполне разумным.
— Согласен. Но видели бы вы его вчера… Хотя и тогда он говорил связно. Поверьте, мне еще не приходилось видеть такого странного сочетания здравомыслия и бреда.
— А вы не думаете, что в его словах… есть доля правды?
Я вновь удивился, что она допускает такую возможность.
— Мне очень жаль, Каролина. Невероятно тяжело, когда подобное случается с тем, кого любишь.
— Да, наверное, — промямлила она, сплетая пальцы.
Я заметил, что она дрожит.
— Вам холодно?
— Нет, — покачала она головой. — Страшно.
Я неуверенно взял ее руки, благодарно шевельнувшиеся в моих ладонях.