И я согласился с ней. В моем завещании говорится то же самое. Мы оба подписались под тем, что в случае определенных медицинских состояний мы дадим согласие на остановку аппаратов жизнеобеспечения через четыре недели. Дурацкие четыре недели! Двадцать восемь дней! Всего только шестьсот семьдесят два часа. Когда четверть этого времени уже прошла, оно казалось неприлично коротким. Как бы сильно мне ни хотелось запустить эту бумажку в ближайший шредер, моя совесть не позволит мне это сделать. Я сунул документы в спортивную сумку вместе с несколькими свежими комплектами одежды. Потом отправился на поиски Стюарта и Хизер.
– Я хочу попросить вас об одолжении, – сказал я им. – Я знаю, что вы, ребята, не можете остаться здесь на неопределенное время. Это несправедливо ни по отношению к вам, ни к вашим детям. Но может так случиться, что потребуется еще несколько недель, пока я действительно смогу покинуть больницу. Вы не против присмотреть за Хоуп какое-то время у себя дома?
– Ты имеешь в виду забрать ее с нами в Фресно? – спросила Хизер.
– Да. Это внесет некое разнообразие в ее жизнь. Может быть, это поможет ей отвлечься от мысли увидеть Анну.
Стюарт выглядел очень обеспокоенным.
– Ты уверен, что это разумно, увезти ее так далеко от дома?
– Я уже больше вообще ни в чем не уверен, Стю. Кроме того, что я должен быть рядом с Анной. Поможете?
– Конечно.
Хоуп играла в своей комнате с Девином. Перед тем как я уехал в больницу, я задержался, чтобы объяснить ей, что происходит.
– Почему я не могу остаться с тобой? – спросила она. Ее нижняя губа дрожала, из-за этого ответить было еще труднее.
– Милая, я очень нужен маме. И я должен быть уверен, что ты в безопасности, пока я нахожусь с ней. Твоя поездка в гости к тете и дяде – это самое лучшее решение.
– Но…
– Никаких «но». Это решено. Теперь обними меня, пока я не ушел.
– Когда я увижу тебя снова?
– Скоро, – сказал я. – Ты не успеешь даже соскучиться.
– Ты обещаешь?
– Обещаю, – осторожно произнес я. – Не успеешь оглянуться, как ты, я, мама, мы все снова будем вместе.
– Когда?
– О… через несколько дней, наверное. Может быть, через неделю.
Может быть, больше. Она, наконец, смилостивилась.
– Хорошо, неделя. И тогда я увижу маму.
Я обнял ее на прощание и долго не отпускал, стараясь сделать вид, что это будет только одна неделя.
– Как у нас дела? – спрашивал он.
– У нас? Или у нее?
– У обоих.
Я взглянул на тело Анны и в сотый раз задался вопросом, находится ли она все еще внутри его.
– Смело можно сказать, что бывало и получше.
Он, кажется, понял это буквально.
– Повезло что-нибудь найти дома среди юридических документов?
– Нет, – солгал я. А было ли это ложью? Я стал исключительно искусно объяснять вещи так, как мне было выгодно. В этом случае, когда он спросил, «повезло» ли мне найти завещание, я ответил отрицательно. Я заранее знал, в какой коробке лежит документ. Но в этом не было ни малейшего везения.
Искаженная правда вдруг делает вас свободным!
– А, хорошо. Возможно, в следующий раз. Так или иначе, пока не принято никакого решения. И даже если нет завещания, я уверен, что если дело дойдет до принятия трудных решений, вы будете знать, что лучше для вашей жены.
– Давайте просто надеяться, что до этого не дойдет, – пробормотал я.
Позже той ночью, когда я читал Анне вслух «Настоящие любовные записки», меня прервал знакомый звук, который приближался по коридору.