Включаю свет, мышей не видно, слава богу! Смотрю на старенький «Москвич», с удивлением замечаю, что он покрыт слоем пыли. К нему давно никто не прикасался. Что же тогда Паша тут делает столько времени? Ладно, потом спрошу. Где же может быть шпаклевка? Начинаю рыться в ящиках, также покрытых пылью, старые, ржавые инструменты, куча всяких гвоздей, прочий хлам. Шпаклевки не вижу. Надо спуститься в подвал, может она там.
Стою перед ступеньками, ведущими в подвал, прислушиваюсь, наверно все мыши там. Ничего не слышу, с холодным сердцем ступаю на первую ступеньку, потом на вторую, все тихо, мышей нет. Может Паша потравил их? Внизу темно, выключатель находится в конце лестницы, спускаюсь в темноту. Ступеньки внизу скользкие и сырые. Чувствую запах мочи. Господи, что ж тут так воняет? Может там внизу есть туалет? Я ни разу там не была.
На последней ступеньке поскальзываюсь и падаю. Со злости громко матерюсь. Больно ударилась коленкой, сижу в темноте и плачу. Вдруг, сквозь слезы я улавливаю еле слышный голос. Голос женский, он доносится из подвала. Очень тихо, не разобрать, как будто голос из соседнего гаража.
Встаю, вытираю сопли, включаю свет. Перед собой вижу коридор, мышей нет. За поворотом вижу стеллажи с банками, шпаклевки нет. Меня колотит от страха увидеть мышь, от того, что тут так воняет туалетом, от того, что Игорь послезавтра уезжает, от всего. У меня дрожат руки, опять текут слезы.
– Да где эта гребаная шпаклевка?! – с отчаянием кричу я.
Опять слышу женский голос, теперь он громче, также слышу стук. Прислушиваюсь.
– Помогите! Умоляю, помогите! Выпустите меня!
Я прислушиваюсь. Нет, мне не показалось, там действительно кричат «помогите». Я подхожу к стеллажу с банками, крики и стук слышны лучше, они исходят прямо из-за стеллажей. Но за ними стена. Или нет? Я уже ничему не удивлюсь. Пытаюсь сдвинуть один стеллаж. К моему удивлению он легко поддается. Обращаю внимание на глубокую царапину на бетонном полу, этот стеллаж часто отодвигали. За ним вижу дверь, ручки нет, только щель замочной скважины. Теперь я четко слышу крики, они громкие и разборчивые.
– Я сейчас, попытаюсь открыть дверь, подождите, – говорю я женскому голосу за дверью. – Как Вы там оказались?
– Он меня запер! – кричит голос.
– Кто он?
– Он зовет себя Павлом Великим.
Девушка рыдает, я не все слова могу разобрать. Я ничего не соображаю. Зачем Паша запер ее здесь? Бред какой-то. Достаю из кармана связку ключей от гаража, может здесь есть ключ и от этой двери?
– Зачем он Вас тут запер? – спрашиваю я, пытаясь подобрать ключ.
– Он больной! Он маньяк! Прошу Вас, выпустите меня.
– Сейчас, я пытаюсь.
Голос у меня уже и самой дрожит. Я вспоминаю газетный сверток с прядями волос, которые как будто вырваны прямо из головы вместе с кожей, вспоминаю ноготь, который тоже, как будто вырван. Руки у меня трясутся, я не могу справиться с ключами. Очередной не подходит. Осталось два ключа.
– Кто Вы? – уже с опаской спрашивает голос из-за двери.
– Его жена, – говорю я дрожащим голосом, открывая дверь, предпоследний ключ подошел.
Из моих глаз ручьем льются слезы, губы дрожат, руки не слушаются. В нос бьет жуткий запах, это отсюда так воняет туалетом. Передо мной еще одна дверь, решетчатая. Я с ужасом понимаю, что это клетка. Передо мной совершенно голая девочка, лет пятнадцать, не больше. Она вся грязная, тело в кровоподтеках, синяках, ссадинах. Обеими руками она вцепилась в прутья решетки. Я с ужасом замечаю, что на среднем пальце левой руки нет ногтя, он вырван с мясом, остальные когда-то были накрашены темно-красным лаком, сейчас он сильно облупился. Это ее ноготь я нашла в кармане Пашиной куртки. У меня кружится голова. Девочка смотрит на меня с опаской и надеждой одновременно.
– Его жена? – неуверенно переспрашивает она.
– Я к этому не причастна, – говорю я дрожащими губами, пытаясь найти ключ от этой, последней двери. – Я ничего об этом не знала! – мой голос срывается на крик. Я в панике. – Это все какой-то кошмарный сон! Этого не может быть! Может это другой Паша?
Я с надеждой достаю из висящей у меня на плече сумки кошелек, в нем есть фото Паши. Я показываю его девочке.
– Это он, – как бы извиняясь, говорит она.
Руки у меня уже вообще не слушаются, я роняю связку с ключами на пол, поднимаю. Остался один ключ. Он подходит. Я открываю дверь, и девочка кидается ко мне в объятия. Мы рыдаем в три ручья.
Что дальше делать? Вести ее в милицию?
– Надо уйти отсюда, – говорю я девочке, – пошли скорее.
– Куда?
– Не знаю, придумаем, главное убраться отсюда поскорее, – говорю я, накидывая на нее свой плащ.
Мы выходим на улицу, я даже не закрываю дверь гаража на ключ. Вдруг в моей сумке зазвонил телефон. Я не сразу поняла, что это за звук. Я еще не привыкла к мобильному телефону, это новшество. Мне прислал его папа, он всегда был прогрессивным человеком. Дрожащими руками я достаю телефон. Звонит Игорь, говорит, что сестра уехала на дачу, и он хочет попрощаться. Спрашивает что с моим голосом. Я говорю только, что приеду через час-полтора.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я девочку.
– Диана.
Мы выходим из промзоны, подходим к трассе. Что дальше? В метро нам нельзя. Деньги есть, я ловлю машину. Останавливается лысый дед с седыми усами. Он окидывает Диану оценивающим взглядом, не задавая лишних вопросов называет двойную цену. Я соглашаюсь. Сидя на заднем сидении я прижимаю к себе трясущуюся Диану. Моя голова рядом с ее головой, я замечаю залысину у нее рядом с виском. Прядь ее волос тоже была в газетном свертке. Понимаю, что все те пряди были «собраны» давно.
– Сколько ты там пробыла? – тихо спрашиваю Диану.
– А какое сегодня число?
– Двадцать восьмое июля.
– Одиннадцать месяцев. Почти год.
Сильнее прижимаю к себе Диану и зажимаю себе рот рукой, чтобы не заорать в голос. Мне кажется, что моя голова сейчас лопнет. Как так?! Этого не может быть! Почему я ничего не заметила?!
Игорь открывает дверь и удивленно выкатывает на меня глаза. У меня тушь размазана по лицу, волосы всклокочены, от меня воняет потом, я вся дрожу. Я прижимаю к себе грязную, босоногую девочку, от которой воняет в сто раз хуже, чем от меня. Мы обе дрожим, как зайцы в кустах. Я молча вхожу в квартиру и закрываю за собой дверь. Поворачиваю один замок, потом второй, защелкиваю щеколду, накидываю цепочку. Только после этого я выдыхаю и сползаю по двери. Сижу на полу с пустой головой. Уже не плачу. Игорь молча идет на кухню, приносит два стакана воды, один мне, другой Диане. Мы их, также молча, залпом выпиваем.
– Рассказывай, – спокойно говорит Игорь.
– Не сейчас.
Я отвожу Диану в ванную, приношу ей халат и полотенце, сама иду на кухню, умываюсь, потом сажусь на стул и рассказываю все Игорю. Во время рассказа опять захожусь слезами, Игорь прижимает меня к себе.
– Все кончилось, – повторяет он, гладя меня по голове.
– Как же кончилось, когда только началось? Что мне дальше делать? Идти в милицию? Они заставят меня давать показания, идти на суд. А я больше не могу его видеть! Он не человек, он чудовище! Он продержал ее в том подвале почти год! А я весь этот год спала с ним в одной постели! Готовила ему завтраки! Гладила рубашки! Я не могу его больше видеть! Но просто умолчать ведь тоже нельзя. Ты просто не видел этот сверток с волосами, его трофеями! Их там штук десять! Понимаешь?! Эта девочка была не одна! Он серийный маньяк!
Я больше не могу говорить, все мое тело сотрясает в рыданиях. Игорь продолжает прижимать меня к себе и гладить по голове.
– Где родители Дианы? Откуда она вообще? – спустя какое-то время спрашивает Игорь.
– Из Москвы, она была здесь вместе со школьным классом, они приезжали на экскурсии. Он украл ее на улице, сунул в машину и быстро уехал, никто даже внимания не обратил.
– Я все улажу. Бывший муж сестры мент, большая шишка в милиции. Я сейчас поеду к нему, он недалеко живет, вы останетесь здесь. Сестра уехала на неделю, у нее отпуск начался, так что она не вернется. Мы что-нибудь придумаем. Он подскажет мне, как заявить о Паше и не впутывать тебя в это.