Дальше я уже не слушала, мне стало дурно, радоваться гвоздю, на котором висел его плащ… я понимала, что так же радовалась бы, буду радоваться, когда он уедет. Каждая строчка как удар камнем по голове. А в доме событье – страшнее нет: Из стенки вырвали гвоздь! Мне показалось, что меня сейчас вырвет. До меня наконец дошло, что я сошла с ума. Это не любовь, это болезнь. Это болезнь! Мне надо лечиться. Мне надо порвать с ним. Срочно. Сегодня же! Нет, я не могу. Это все равно как совершить самоубийство. Он – мое все. Лишиться его – значить лишиться жизни.
Я пришла домой, на тумбочке в прихожей записка от Паши, он в гараже, вернется поздно, не ждать его. Меня всю трясло, я не знала чем себя занять. Уборка. Да. Что здесь еще не тронуто? Вот этот столетний шкаф с телевизором, надо бы за ним паутину собрать, да и ковер из-за него не выбить, потому что он на нем стоит. Сколько раз я просила Пашу отодвинуть этот чертов гроб! Все некогда, все завтра. А завтра наступает новое завтра. Ну что ж, не немощная, сама отодвину.
Я долго билась над шкафом, заливаясь слезами. Я била и пинала шкаф, выплескивая на него все свое отчаяние. Я так и не смогла сдвинуть его с места. Посидела. Поревела. Пришла в себя. Что делать? Паша просил постирать его ветровку, хорошо, этим и займусь.
Стоя в ванной, бездумно швыряя в стиральную машинку вещи, машинально выворачивая карманы и сваливая на пол в одну кучу их содержимое я запускаю руку в карман Пашиной ветровки. В кармане пусто, как и в моей голове, нет, что-то нащупала. Достаю. Не сразу понимаю, что это такое, верчу в руке. Перед глазами у меня какой-то кусочек пластика покрашенный сильно облупившейся краской. Переворачиваю, смотрю на тыльную сторону предмета, снизу что-то красно-коричневое, похожее на запекшуюся кровь. И тут до меня доходит. Это ноготь, накрашенный красным лаком, как будто его вырвали из пальца. Я почему-то вздрагиваю всем телом и роняю ноготь. Он закатывается под ванну.
Нет, наверно я ошиблась. Да и как он мог оказаться у Паши в кармане? Я точно что-то перепутала, совсем уже голова ничего не соображает. Я запускаю стиральную машинку. Предмет из Пашиного кармана все не идет у меня из головы. Что же это такое? Лезу под ванну и через секунду вылетаю с визгом из ванной и закрываю дверь на щеколду, под ванной я встретилась лицом к лицу с мышью. О своей находке я забываю напрочь.
Поздно вечером пришел Паша, и я послала его убивать мышь.
– Нету, смылась, – говорит Паша, обнимая меня. – Там щель в углу, наверно оттуда она и пришла, туда же и смылась. У меня шпаклевка в гараже была, я завтра привезу и замажу дырку, а пока я ее тряпкой заткнул. Не переживай, она больше тебя не напугает.
Я вытираю сопли, прижимаясь к Паше. Хоть я его больше и не люблю, а он убивает для меня драконов.
– А еще ты обещал отодвинуть шкаф, я уже месяц не могу выбить ковер.
– Завтра отодвину, хорошо? А то что-то спину прихватило.
– Хорошо, давай намажу мазью.
Утром я проснулась одна, Паша уже уехал в гараж. Днем позвонил Игорь, была суббота, и он ко мне приехал. Мы лежали в постели, я вжималась в него всем своим обнаженным телом.
– Ровно через неделю ты уедешь, – тихо сказала я.
У меня кровь в жилах останавливалась при мысли об этом. Игорь молчал.
– Я могу уехать с тобой в Москву.
Игорь продолжал молчать. Потом через какое-то время все же ответил.
– Мне надо разобраться в себе. Мне сейчас не до отношений, ты тут ни при чем.
Что за бред он несет?! Какие еще разборки в себе? Ну и пусть разбирается, я-то ему чем помешаю? Я ему помогу, я буду рядом. Я тогда не понимала, зачем человеку нужно, а иногда просто необходимо одиночество. Я ведь не могу без него, почему же он без меня может? Значит не так уж и любит? Мне нужна была полная отдача, до последней капли. Я ее не видела. Но была согласна и с тем, что есть. Только бы он был рядом. Пусть даже и вовсе не любит меня, но пусть будет.
Была пятница, послезавтра Игорь должен был уезжать. Он уже упаковал все вещи и частично погрузил их в свою Ниву. Сегодня был его последний день в университете, и он устроил прощальный вечер в аудитории химии с вином и сладостями. И вот все разошлись. Оставался только преподаватель биологии, он настаивал на том, чтобы проводить меня до дома, а то уже поздно. Мне ничего не оставалось, как согласиться дабы не вызывать подозрений. Несмотря на выпитый алкоголь, я была трезва как стекло.
Паши не было, он говорил, что поедет к матери и останется у нее ночевать, он очень часто у нее ночевал. Дома я опять бьюсь в истерике. Надо что-то с собой сделать, надо себя чем-то занять. Смотрю на пресловутый шкаф. Отодвину его, во что бы то ни стало отодвину! Со всей своей злостью, отчаянием и горем накидываюсь на шкаф. У меня получается его сдвинуть, между стеной и шкафом образовывается щель, в которую я могу протиснуть плечо. Я отодвигаю чертов шкаф. Победа! Но лучше мне от этого не становится.
Смотрю на стену за шкафом, в ужасе от меня убегает паук. Я снимаю тапок и со злостью размазываю паука по стене, да так, что от бедняги и мокрого следа не остается. С удивлением вижу, что за шкафом чисто, хотя там должна быть тонна пыли, ведь его много лет никто не отодвигал. Пытаюсь выдернуть из-под шкафа ковер. Долго мучаюсь, но все же ковер поддается. Под ковром я вижу большую толстую царапину от ножки шкафа, его не один раз отодвигали. Меня это удивляет, ведь Паша говорил, что не притрагивался к нему лет десять, а ковер почти новый.
Вижу несколько паркетин отошли от пола, и получился как бы небольшой квадрат. Я сажусь на пол и подковыриваю край отошедших паркетин. Они легко поддаются, сняв их я вижу под ними небольшое углубление, похожее на тайник. В нем лежит что-то завернутое в газету. Все это меня отвлекает от мыслей об Игоре, и я с интересом достаю газетный сверток. Разворачиваю его, непонимающе смотрю на содержимое. Передо мной лежат пряди волос, они на что-то как будто наклеены, не пойму на какой материал, очень похоже на высохшую кожу, как будто их с корнем вырвали. Фу, что за мысли?
Сижу с газетой и этими прядями волос на коленях без единой мысли в голове. Потом вдруг вспоминаю про ноготь. Мне становится мерзко, что-то внутри меня переворачивается. Что за жуткий набор маньяка? Нет, всему этому должно быть нормальное человеческое объяснение. Просто у меня уже крыша поехала, вот я и выдумываю всякие ужасы.
Откладываю газету и иду в ванную, надо отыскать тот предмет, что я нашла в Пашином кармане. Наклоняюсь, смотрю под ванну, к своему ужасу вижу, как в щели в углу мелькнул мышиный хвост, а тряпка, которой Паша затыкал щель, валяется рядом. С отвращением выскакиваю из ванной. Меня разбирает дикая злость, ненавижу мышей! И с этой мышью сама справлюсь! Прямо сейчас поеду в гараж, возьму шпаклевку и сама замажу эту чертову дырку! Сейчас вся моя злость направлена на несчастную мышку, я даже забыла о находке под шкафом.
Еду в метро, на меня оборачиваются люди, потому что я беззвучно плачу, косметика у меня уже размазалась, не знаю на кого я была похожа, но мне все равно. Игорь уезжает. Мой мир рушится. Какое мне дело до размазавшейся косметики?
Еще светло, но идти среди пустынных гаражей мне страшновато, сжимаю в кармане летнего плаща ключи от гаража. Не сразу у меня получается справиться с замком. Вхожу внутрь, не сразу включаю свет, чтобы мыши в страхе разбежались, саму колотит от страха, я уже не рада, что приехала сюда, в мышиное логово. А вдруг тут есть крысы? У меня внутри все холодеет, страшнее мышей могут быть только крысы. Надо бы поскорее найти шпаклевку и убраться отсюда.