Но что?
Многосерийный день
Уже совсем темно, когда я стучусь в дверь одноэтажного деревянного домика.
Слышатся быстрые лёгкие шаги. И тут же возглас: «Ой!» Я улыбаюсь. Юля снова потеряла тапочку. Она так торопилась открыть мне дверь, что тапочка слетела с ноги и теперь Юля, бедняжка, ищет её в темноте. Ведь хозяйка не разрешает зазря палить свет в коридоре, она считает, что и так всё видно.
Я больше не стучу и терпеливо жду.
«Ой!» – снова долетает до меня. Но это уже радостное «ой». Значит, тапочка нашлась. И вот уже Юля отворяет мне дверь.
– Здравствуйте, Всеволод! Вы приготовили урок?
– Добрый вечер, Юля! Конечно, приготовил.
В тёмном коридоре Юля помогает мне снять и повесить на вешалку куртку. А потом берёт меня за руку и ведёт в комнату. Как она умудряется видеть в сплошной темноте, я не представляю. Но спросить – не спрашиваю. Знаю, что надо вести себя тихо, ведь за стеной живёт хозяйка.
Юле скоро семь лет, на будущий год она пойдёт в школу, но меня она почему-то называет на «вы» и полным именем – Всеволод. Честно говоря, мне очень нравится, когда меня так зовут – Всеволод.
А когда мне Юля первый раз сказала «вы» (это было больше года назад), я покатился со смеху. Юля обиделась и не разговаривала со мной весь вечер. С тех пор я стараюсь её больше не расстраивать и принимаю «вы» как должное.
Наконец этот длиннющий мрачный коридор оканчивается, и Юля открывает ещё одну дверь – дверь комнаты, где она живёт с мамой и папой.
Я не знаю, оттого ли, что пианино такое большое, или оттого, что комната маленькая, но пианино занимает половину комнаты, оно только и заметно.
Я здороваюсь с Юлиной мамой, Валентиной Михайловной, и мы начинаем урок.
При первых звуках пианино за стеной резко поворачивают рукоятку громкости телевизора – чтобы нас не слышать.
Валентина Михайловна вздрагивает. Я делаю вид, что ничего не слышу, и играю очень старательно.
Валентине Михайловне, я чувствую, моя игра нравится, и она постепенно успокаивается.
Я изредка бросаю взгляды на Юлю. Она сидит на диване, тихая, как мышь, и играет с куклами. Но я знаю, что Юля всё видит и всё слышит.
– Молодец, ты отлично подготовился, – хвалит меня Валентина Михайловна.
Краем глаза я вижу, как сияет Юля, будто её похвалили.
– Начнём новый материал… Этюд № 14… Послушай, как он звучит…
Пальцы Валентины Михайловны опускаются на клавиши. Я слышу, как за стеной приглушили телевизор. Наверное, хотят послушать Валентину Михайловну. А играет она здорово. Так здорово играют только по радио или на пластинках.
Я повторяю за ней следом, по нотам. Раньше, когда я видел, как играет моя мама по нотам, я ничего не мог понять. Ноты мне казались загадочными письменами древних народов. А теперь я знаю, что за каждым нотным знаком прячется звук, и когда я гляжу на ноту, я уже слышу, как звучит весь этюд.
– Не останавливаться, – поправляет меня Валентина Михайловна. – Ритмично играть. Больше уверенности…
Я прошу разрешения снять пиджак. Мне уже жарко.
Засучив рукава рубахи и расстегнув верхнюю пуговицу, я снова принимаюсь за этюд № 14.
– Плотнее звук… Выше стоять на пальцах… Ярче звук…
Я начинаю этюд сначала.
– Концы фраз – тише… Следи за ритмом… Точно выполняй штрихи… Играй с оттенками…
И так бесконечно. За стеной уже выключили телевизор. То ли передача кончилась, то ли устали бороться с музыкой.
– На сегодня, пожалуй, всё, – наконец говорит Валентина Михайловна.
Она записывает в мой дневник домашнее задание. У меня есть особый музыкальный дневник. И отметки там есть. Правда, не музыкальные, а обычные.
– За домашнее задание и за сегодняшний урок я ставлю тебе пятёрку, – объявляет Валентина Михайловна.
Я оборачиваюсь, чтобы поглядеть на Юлю, но девочка уже спит.