— Вы переоцениваете мое влияние.
— Вы были среди первых, кто заметил второе крушение? — Полагаю, что да. — Вы поощряли своих друзей напасть на команду «Гордости Мадраса»? — Разумеется, нет. — Вы стояли рядом и не возражали, когда на нее напали? — На них никто не нападал, насколько мне известно. По крайней мере, никто из знакомых мне. К тому времени на берегу было множество шахтеров из отдаленных деревень. — Это не ответ на мой вопрос. — Это тот ответ, который я могу дать. Я не способен находиться повсюду одновременно. — Но вы поднимались на борт «Гордости Мадраса»? — Да. — Задолго до того, как предложить помощь морякам? — За некоторое время до этого. — Вы одобряли этот мятеж с самого начала? — Я не считаю это мятежом. — Так вы одобряли или нет? — А вы одобряете то, что многие семьи остались без достаточного пропитания, чтобы выжить?
Под конец обвиняемый отрицал, что ему было известно о нападении на солдат и таможенников.
На этом выступления со стороны обвинения завершились.
Со стороны защиты выступили пять свидетелей. Первым были Джон и Джейн Гимлетты, их призвали засвидетельствовать, что обвиняемый не покидал дом после того, как вошел туда вместе с командой потерпевшего крушение корабля. Первый час, пока они разносили потерпевшим бедствие горячие напитки, Полдарк провел у постели спящей жены, которая была серьезно больна. Генри Булл попытался их запугать, но ничего не вышло. Если обвиняемый и покидал дом, то только совсем поздно, гораздо позже нападения. Затем вышел Заки Мартин и Седовласый Скобл, они засвидетельствовали аналогичное поведение Росса в более раннее время. Последним свидетелем выступил Дуайт Энис.
Он не знал, как до сего времени развивалось дело. Солнце вышло из-за туч, проникая через высокие окна. Среди зрителей он заметил огненно-рыжую голову. Значит, она все-таки здесь, как и намеревалась.
Энис чувствовал себя странно — стоять перед Россом и говорить о нем. Через пару секунд он повернулся в сторону судьи.
— Ваша честь, я доктор и лечил жену и ребенка капитана Полдарка, когда они болели тяжелой гнойной ангиной (morbus strangulatorius). В этот период я очень часто находился в доме и знаю, что капитан Полдарк не спал почти неделю. Его единственный ребенок умер, девочку похоронили накануне кораблекрушения. Жена еще была в тяжелом состоянии. Накануне вечером я осматривал его и пришел к выводу, что он находится на грани нервного срыва. Который и имел место, как я полагаю, и все странности его поведения в последующие два дня всецело объясняются этим состоянием.
Наступила тишина. Все превратились в слух. Генри Булл взглянул на Росса, отряхнул мантию и встал. Заявление свидетеля было опасным для обвинения.
— Вы аптекарь, доктор Энис?
— Нет, доктор.
— Как я понимаю, особой разницы между ними нет, особенно в провинции.
— Не могу сказать обо всех провинциях, но разница очень существенная.
— Разве не каждый может назвать себя доктором, если пожелает?
— Нет, он не имеет такого права.
— А какое право есть у вас?
— Я выпускник лондонского медицинского колледжа.
Мистер Булл уставился в окно. Такого ответа он не ожидал.
— Вы довольно далеко уехали, чтобы практиковать, доктор Энис.
— Я корнуолец по рождению.
— Могу я поинтересоваться, сколько вам лет?
— Двадцать шесть.
— И как давно вы получили квалификацию?
— Почти три года назад.
— Три года... И кто обучал вас в Лондоне?
— Я изучал теорию и практику у доктора Фордайса на Эссекс-стрит, акушерство у доктора Лика на Крейвен-стрит и хирургию у мистера Персиваля Потта в больнице святого Варфоломея.
— О, и хирургию! Весьма интересно. А под чьим руководством вы изучали умственные расстройства?
— Ни под чьим.