Тревонанс, несомненно, хорош.
— Согласен, жалкое сборище.
— Теперь вы стали капитаном отряда добровольцев округи, вы свободнее располагаете собой и своим временем, не отвлекаясь на повседневные заботы на шахте, и особенно теперь, когда война с французами вступает в печальную фазу, мы остро нуждаемся в ком-то с вашим именем, положением и репутацией, чтобы занять это ответственное место и исполнять судейские обязанности.
Росс промолчал. Он знал, что подобные предложения витали в воздухе, когда умер Фрэнсис, но не воспринимал их всерьез, не отвечал на них, и они вскоре стихли сами собой. Как и ожидания мистера Оджерса на воскресные трапезы.
— Сейчас в Англии тоже неспокойно. Распространяются революционные идеи.
— Согласен. Именно так. В такое время требуются сильные лидеры.
— Мистер Дэниэлл, не забыли ли вы, что... Так, когда же это было... Что всего четыре года назад в Бодмине я предстал перед судьей Листером и двенадцатью присяжными по обвинению в подстрекательстве мирных граждан к бунту, а кроме того, в организации преступного бунта. Это, мне кажется, было еще только началом обвинительного заключения, следом ждали и другие обвинения.
— И по всем пунктам вас признали невиновным, — Дэниэлл покраснел.
— Да, это верно. Но я помню, отпуская меня, судья сказал, что вердикт жюри основан не на логике, а лишь на сострадании.
— Я про это ничего не знаю, капитан Полдарк, но факт остается фактом — вы покинули суд с незапятнанной репутацией.
— Да. Полагаю, можно сказать и так.
— Вы считаете, что можете так сказать. Стало быть, против вас нельзя выдвинуть подобные обвинения.
— Согласен, но мне также следует вам напомнить, что за два года до этого случая я силой ворвался в Лонсестонскую тюрьму и забрал оттуда своего работника, отбывавшего там наказание.
— Я кое-что слышал об этом. Разве он не умирал?
— Как выяснилось — да. Но все это вряд ли характеризует меня среди людей моего положения как человека, пригодного на роль служителя закона.
Дэниэлл вынул черепаховую табакерку и предложил Россу, но тот с улыбкой покачал головой.
— Если вы оглянетесь вокруг, капитан Полдарк, то обнаружите, что едва ли можно найти того, кто в молодости не посылал подальше условности и запреты. Так что это не только ваша особенность. Посмотрите на поведение большинства своих соседей, и вы мало кого найдете, кто бы не совершал ошибок молодости.
— Несомненно. И не только молодости. И вы подталкиваете меня занять эту должность, исходя из принципа, что лучший священник — это раскаявшийся грешник?
— Я бы так не сказал.
Росс покачивал ногой и смотрел в окно.
— Как называются эти окна? Венецианские?
— Да.
— Дом невероятно светлый. Один из самых светлых из тех, в которых я побывал.
— Вы — носитель старинной фамилии, весьма уважаемой в графстве. Пока ваш племянник или сын не вырастут, нет никого, кроме вас, кто мог бы ее представлять.
— Мой отец судьей никогда не был.
— Не был. Но им являлся его старший брат Чарльз, пока был жив.
«И дело не только в этом», — подумал Росс.
— При управлении графством особенно ценятся образование и опыт, — сказал Дэниэлл, — вот бы где пригодился старый Хорас Тренеглос, который даже античную литературу изучал, а особенно Джон Тренеглос, в юности изучавший право в Кембридже. Ваш обширный опыт будет способствовать повышению эффективности и компетентности судейского сообщества.
— Это ваша идея, мистер Дэниэлл?
— Нет-нет. Нескольких человек. Все согласовано. Уверяю вас, никаких препятствий. Все считают, что настало время.
Росс встал.
— Завидую, что у вас столько книг. Вижу, у вас есть «Права человека» Тома Пейна.