2012г.
ФОТОГРАФИЯ
– Так, товарищи, не стесняемся, участвуем в процессе! Не надо сбиваться в кучу! Нет, у меня прямо слов не хватает, ну прямо бегемот прошёл.
– По нам?! – Послышался радостный голос из толпы.
– Не по вам, а в этом районе. И кучу оставил за собой. Бесформенную, но объёмистую.
В толпе кто-то нервно засмеялся.
– Это же на память, а вы друг на друга лезете! Растягиваемся, растягиваемся! Панораму даём! Как улыбку по горизонту тянем, только не в отдельности, а все вместе! Стоп-стоп-стоп! Товарищи, не надо меня окружать, это же не «каравай», это фото на память. Да, и руки с плеч уберите, сиртаки будете позже танцевать, после отвальной. Что? Можно ли второй и третий ярус создавать? Нужно! Я же говорю, те, кто поменьше – вперёд. Те, кто повыше – назад.
Мужчина! Да-да, Вы, упитанный который, куда Вы в зад лезете!? Вы ж как наш президент росточком, Вам как и ему впереди полагается. Что, упитанность прятать залезли? Так она не эдак, так лицом проявится, не сомневайтесь! Я не первый год работаю. Ну ладно, стойте, где хотите!
А Вы сзади, мужчина в пятнистой рубашке, зачем так шею тянете? Прямо как жираф вытянулись. Боитесь, что плохо видно будет? Не бойтесь, шею видно хорошо! Чересчур даже. Можно даже втянуть слегка. Когда на небо насмотритесь, просьба: начинать искать отражение в объективе. Да, моего фотоаппарата, на свой дома шею снимать будете.
Девушка, девушка! Ну а Вы-то чего? Зачем глаз жмурить? Это же не кастинг на «Пиратов Карибского моря-10», это на память фото, а Вы, извиняюсь, как флибустьер, ни дать ни взять. От кашля так глаз закрылся? Так не кашляйте. Ах, это сосед огурцом кашлянул? Ладно, вытаскивайте скорее свой огурец, пока я не прицелился. Ну хорошо-хорошо, не свой, а соседа…, все равно лучше вынуть, красивее выйдет!
– Нашёл тоже время, – сетовал про себя фотограф, – подождать не мог, сфотографировался – и плюйся себе, хоть огурцами, хоть бананами, хоть вообще баклажаном, если влезет!
Так, вроде по-людски все встали. Осталось улыбнуться по-людски – и дело в шляпе. Товарищи, не ухмыльнуться и оскалиться, а именно улыбнуться от вас требуется. И не надо пародировать лошадь, она этого не заслужила. Она, извиняюсь, пашет как ло…, точнее, это я как лошадь пашу, взмок уже, а вы всё улыбку за уши притягиваете. Да, это оборот такой. А надо к ушам чтобы сама, без натяга лезла. Во, совсем другое дело, молодцы! Эдак, если дело так дальше пойдёт, глядишь, уже через часик и запечатлеемся.
Мужчина с сигаретиной во рту! Не надо меня буквально понимать насчет часа, у меня ещё две группы, работы – воз и тележка, а Вы время тянете за то, что тянуть не надо. Ну выплюньте её уже что ли, прямо не расстаться Вам с ней никак. Вашу улыбку может дымом заволочь в самый ответственный момент! Что? «Фигавета к выватке?»… как-то, простите, невнятно… а-а, сигарета к жвачке прилипла? Ну, обоих их тогда, то есть обеих – долой. Жвачка – ещё куда ни шло, к ней улыбку прилепить изнутри можно, ежели челюстями как в мясорубке не молотить. Как говорите? Сигаретина к жвачке прилипла, а жвачка зуб без пломбы затыкает в том месте, где пломба была день назад? Да-а, тяжелый случай! Тогда вздохните поглубже и не вдыхайте. Не выводить же Вас из строя, кадра то есть. Вы не можете с сигаретой расстаться, я с Вами…
– Это не пломба, это дупло какое-то, – тихо ворчал фотограф, – если жвачкой пол рта заняло.
Ну вот, пока я тут с вами валандался, птичка, судя по запаху из фотокамеры, совсем затухла. У неё организм чахлый, тонко настроенный, она не может как мы столько времени на жаре дурака валять. Ну да ладно, не пропадать же добру…
Внимание! Сосредоточились! Катапульта с птицей взведена. Камера, мотор! Стоп! Снято!
2013г.
ТРУБКА МИРА
– Паш, слышь, Паш! Шуруй сюда шустрее!
Паша остановился и повернул голову. Из кустов торчала взлохмаченная голова одноклассника Сашки. Он жил в соседнем доме. И корешились они уже давно.
– Ну чего встал-то? Шуруй сюда, говорю!
Сашка казался несколько возбужденным. Его зазывные движения рукой, неловкие из-за мешавших веток, мол, дуй сюда, ослина упрямая, кому говорю, были подозрительно суетны.
– Ты чего там шипишь как змея? – Спросил Пашка.
– А как мне не шипеть, если ты глухой как тетерев. Я ему: Паша – Паша! Паша – Паша! А он «с песнями» дальше…
– С какими ещё песнями? – Удивился Паша.
– Это так говорится. Да ладно, фиг с ним, иди сюда, говорю!
– Чё я в кусты что ли полезу?! – Возмутился Паша.
– Ну, хочешь, как придурок вокруг обходи! – Огрызнулся Сашка.
– Не хочу. И в кусты лезть тоже не хочу. Чё я там забыл?
– Да ладно тебе вредничать, дело есть, говорю же тебе!
Пашка с хрустом, как молодой лось стал протискиваться сквозь плотный цепкий кустарник. Одна ветка больно чиркнула его по щеке, оставив царапину, вторая основательно рассекла полиэтиленовый пакет, откуда незамедлительно, словно почувствовав близкую свободу начал предательски вылезать хлеб, за ним сметана и молоко. Естественно, что всё это съестное добро начало вываливаться не где-нибудь, а почти в самой гуще, где ветки острые-преострые, колкие и густые-прегустые, и валялось там не пойми что, и воняло тем же, к полнейшему неудовольствию Паши.
– Ах ты …!!! – Мол, тудыть тебя растудыть, совсем не по-детски выругался он, – чтоб тебя с твоими тайнами!
Он, кряхтя, прикрывая на всякий случай глаза, выцарапывал из кустов рассыпавшиеся продукты и пытался складывать их обратно в порванный лежащий на земле пакет.
– Ну чего тебе, зануда ты парагвайская?! – Повышенным тоном спросил Паша, распрямляясь. Он оставил в покое свой пакет и внимательно выжидающе уставился на Сашку.
– Я это… я чего тут подумал, – вдруг начал мяться Сашка, – пора взрослеть уже что ли, мужиками становиться.
– Опять что ли онанизмом заниматься? – Резко прервал друга догадливый Сашка.
– Да не! Во! – Сашка развернул газету, в которой дружной гурьбой лежали разносортные душистые хабарики.
– Что это за дрянь такая?! – Нос Пашки заходил ходуном, как у сеттера, учуявшего дичь, а сам Пашка сморщился, изображая шарпея, не отрывая при этом взгляд от окурков.
– Табачок-с, – шкодливо произнёс Сашка и положил газету на нездорово выглядящую, скорчившуюся от перепадов влажности и температур лежащую на земле изрядно посеревшую фанерину, служившую, судя по валявшимся рядом пластиковым стаканам, пустым консервным банкам и прочему пищевому мусору, столом предыдущим посетителям этого злачного места.
– Как ты этот притон обнаружил? – Въедливо доставал друга глупыми вопросами Паша.
– Ещё меня зануденью обзывает! А сам ничуть не лучше! – Обиделся Сашка. – Вот сюда сядь, тут удобно, – он указал на перевернутое дырявое ведро, смахивавшее выеденной ржавчиной прорехой на шлем крестоносца, а сам сел на свежий деревянный ящик, который, видимо, был обновкой в интерьере. – Зря ты так, на самом деле очень уютное местечко, – продолжил он, распрямляя края газеты.
– Я вижу, какое оно уютное. – Паша сел и огляделся. – Похоже, здесь совсем недавно местная «знать» отдыхала, – съязвил он и пяткой пнул пустую литровую бутылку из-под водки. Та, брякнув об смятые металлические банки, лихо укатилась к дереву.
– Будет тебе дребезжать, помоги лучше, – деловито произнёс Сашка, отрывая от газеты внушительный кусок. Он свернул его кульком, лихо завернув хвостик, и подал Сашке. – На, держи, а то одному неудобно, да и скучно.
– Из тебя классный торгаш семечками получится, – сделал комплимент Пашка, следя за ловкими руками Сашки.
Тот хмыкнул и начал отделять «зёрна от плевел». Фильтры хабариков как отстрелянные гильзы почти очередью летели вправо, благоухающий же «табачок-с» сорта б/у растирался одним движением и ссыпался в кулёк. Можно было даже подумать, что учёба в школе – это так, увлечение, хобби что ли, а вот приготовление ароматной курительной смеси – это то, чем действительно он занимается каждый день, причём с душой.