Как-то Мишка от чувств-с, видать в связи с удачным уловом, позвал меня – редчайший случай – к себе в дачный его дом пить водку. Так здорово же. Собрались. Взяли пару бутылок «Флагмана», собственных малосольных огурчиков, паштету там, колбаски, бычка в томате – ну, как обычно. Тут я говорю: вот, мол, «Флагман» пьём, к нему бы бескозырку.
– А тебе надо?
– Надо.
И тут, буквально как по волшебству, Мишка достаёт незнамо откуда две бескозырки, чёрные и с лентами.
Так и сфотографировались на автоспуске.
Чудеса на том не закончились. Осмелев от того, что Мишка меня пригласил и под воздействием заканчивающейся второй, я спросил:
– А вот я ещё в детстве слыхал, что у тебя тут пианино хранится. Покажешь?
– Тебе – покажу, – сказал осмелевший до крайности Мишка.
Покачиваясь, он повёл меня в соседнее помещение, которое можно было бы назвать комнатой только при очень богатом воображении. Делая руками как в бассейне брассом, он стал разгребать старые тряпки, железки, замки, шанцевый инструмент, фанеру, сгнившие тыквы, лески с крючками и грузилами и всё, что не вошло в рассказ о Плюшкине в «Мёртвых душах». После изрядных трудов показалась коричневая крышка, потом клавиши, потом узорные ножки.
Постепенно передо мной возник антикварный тафельный рояль «Tresselt»… Единственное, что я смог произнести, онемев от изумления и водки, ибо можно было ожидать увидеть что угодно и где угодно, только не это чудо эпохи классицизма вот здесь, были слова: «А где, блин, педаль»?
– Да там, где-то, в сарае валяется…
Если нет печки, то в конце октября на даче делать уже нечего. Приходится закрываться. Жалко только бесхозных котов. Оставленного «Viscas» на всю зиму не хватит.
Ёлка
Случай у источника
Любая дорога в солнечный нежаркий день прекрасна. Даже Егорьевское шоссе, эта идущая от Люберец несуразная двухколейка с истерзанным асфальтом, постоянными пробками и гаишниками в засаде. Говорят, вот, молодцы немцы: построили автобаны вдали от населённых пунктов. А что там водитель видит кроме идеальной дороги и стриженных, травка к травке, полей? Да ничего. Наше же шоссе – праздник, ярмарка, вернисаж, ВДНХ (выставка достижений народного хозяйства), музей под открытым небом. Вот та же Егорьевка. Чего только нет на её берегах – знаменитые места: Малаховка с воспоминаниями о Шагале и деревянным театром, где пел Шаляпин, Томилино со своей птицефабрикой, Кратово с некогда аристократическими дачами. Хоть путеводитель пиши прямо за рулём. Летом шоссе встречает в этих местах квасом и мебелью, осенью – арбузами и фонарями на солнечных батарейках. Интересно везде, но особенно оживлённым шоссе становится где-то у тридцать восьмого километра. Там, за указателем «Гжель», начинается царство местного фарфора. Некогда единый гжельский «холдинг» со временем разбился на великое множество самостоятельных фарфоропекарен, и каждая норовит отвоевать свои метры вдоль дороги – для продажи всего, что только можно изготовить из теперь уже привозной глины, обожжённой в печи. Разноцветные «античные» вазы-подсвечники, расписанные синим кобальтом кумганы, самовары, кубки, зверушки, цветочные горшки, предметы посуды, изготовленные по сюжетам русских сказок. Бело-голубое море сувениров и «цацок» самого разного назначения, на островах которого живут жёлто-красно-зелёные столы-стулья, тазы и ванночки мягкого пластика, неизвестно из чего произведённые садовые скульптуры в виде неживых грибочков, аистов, лягушек и зайцев, деревянные и плетёные кресла-качалки, кровати, фургоны с удочками-крючками-болотными сапогами, медные самовары, граммофоны, телеги и прочая стилизация, Всё это сопровождается морем срезанных цветов на продажу, редиской, зеленью, огурцами, свежими и малосольными, кабачками, картошкой, закрученными банками с перцем и помидорами, разной садовой ягодой и яблоками. Бывает, так и хочется, чтоб под всё это разнообразие появился тут кабан на верёвке, да сплясал что-нибудь такое, под попсу. Но у кабана другая задача – вытаптывать грибницы в лесу. На шоссе ему места нет. Зато картину дополняют вегетативно размножившиеся съестные и строительные магазины с полным набором товаров на все случаи подмосковной дачи да цветочные рынки, где круглый год можно купить рассаду – хоть сосны с ёлкой, хоть клубники с ромашками.
Особый колорит Егорьевке придают, конечно, церковные храмы. Вот на шоссе у деревни Ново-Харитоново приметная бело-голубая шатровая старообрядческая церковь Георгия Победоносца, принадлежавшая когда-то старообрядцам Белокриницкого согласия (Белокриничники – это исповедание такое). Построена она была, сразу в кирпиче, в 1912 году, говорят, к столетию победы над Наполеоном. Сначала там вела службу Неокружническая община, потом, в 1929 году в церкви, понятное дело, разместили склад, и только в 1990-м отремонтировали и отдали общине Древлеправославной церкви (новозыбковцам). Получилось, между тем, что в том районе оказалось сразу два Георгия-Победоносца. На холме, за озером, образованном плотиной на реке Дорке, в деревне Игнатьево, вплотную граничащей с Ново-Харитоново, возвышается выполненная в псевдорусском архитектурном стиле краснокаменная пятиглавая церковь с трапезной и шатровой колокольней. Эта церковь, принадлежащая РПЦ, тоже посвящена Георгию Победоносцу. Она старше, строилась в 1863—1877 годах, и что характерно, при советской власти не закрывалась. Ясное дело, жители того района, равно как и проезжающие там по шоссе, находятся под двойной опекой воителя со Змием. Одни могут представить его бело-голубым, другие – красным. Кому что ближе политически.
А за Ново-Харитоново, километрах буквально в двух, в самом начале деревни Карпово – ещё один каменный красавец – четырёхстолпный собор, увенчанный декоративным пятиглавием с многоярусной колокольней. Церковь Покрова Богородицы была выстроена в 1864—1870 годах на средства купца заводчика Глазкова из деревни Минино. Появилась она там не случайно. Сама деревня Карпово имеет небезинтересную историю. Ещё в 1440 году её основал князь Карп Фёдорович Фоминский. В документах ХУ11 века оно именуется как «Карповское, Большовское тож». В 1646 году некий купец, не имевший потомства, пожертвовал средства на строительство деревянного храма в честь Богородицы. Во время строительства его супруга родила ему четырёх наследников. Так за церковью закрепилось её нынешнее название. Во второй половине позапрошлого века она обрела воплощение в камне. Правда, в 1940 году была закрыта (опять склад), и начала восстанавливаться только полвека спустя.
За Карпово – словно раздел цивилизаций. Куда-то подевались крупные торговые точки, нет того оживления, что творилось возле Гжели. Даже машин становится меньше – скорость растворяет их в пространстве безмагазинья. И, наконец, можно спокойно полюбоваться русскими деревнями, что по краям шоссе – Аринино и Антоново.
Основа архитектуры любой деревни – изба. Кто их замечал, эти избы, ещё лет десять-пятнадцать назад? Изба себе и изба. Но вот избы стали стремительно исчезать. На смену им явились стандартные постройки, призванные продемонстрировать всё возрастающий материальный уровень граждан Российской Федерации. Стиль, традиция, художественный вкус – это всё «не то». «То» – это показать, кто главнее. К примеру, если у меня «движок» 3,2, а у тебя 1,5, то я тебя обгоню, «подрежу», да ещё заторможу перед носом. Чего я, зря бабло зарабатывал непосильным трудом?! А в хоромы мои заходи – налью, в баньку пойдём, бухнём, побыкуем…
Дворцы новых нуворишей среди деревенских изб смотрелись вначале (в начале 90-х) как протез. Но уже вскоре избы стали восприниматься как музейные постройки среди нагромождения архитектурной ярмарки деревенского тщеславия. И вот тут-то кое-кто и обратил внимание на простую гениальность самой массовой русской архитектуры. Неповторимые изразцы, наличники с резьбой, мезонины, стилизованные под древнерусский шлем, характерные окошки, сама форма избы, наконец, экологичность и удобство строения. «Ба, да это же скоро уйдёт навсегда!», сказал этот кое-кто, и вот тут и там стали появляться гибриды – новый кирпичный дом с оставленным фрагментом старой избы.