ВИТЁК. Растает, как пить дать, растает. Она ведь у тебя ласковая, Нинка-то, хоть и сердитая.
ГУСЬ. А ты откуда знаешь?
ВИТЁК (слегка смутившись). Ну-у, она ведь… в теле. А полненькие – они завсегда добрые.
ЧИНГАЧГУК. Хватит болтать. Давайте репетировать. Витёк, тащи вон тот чурбанчик.
Витек притаскивает чурбанчик для колки дров и ставит его под петлей.
(Гусю). Становись.
Гусь, обречённо вздохнув, забирается на чурбан.
Чего стоишь как на трибуне? Суй голову в петлю.
Гусь надевает петлю на шею, хочет что-то сказать, но Витёк, которому Чингачгук подал знак, выбивает чурбанчик из-под него, и Гусь повисает в воздухе, болтая ногами. Через пару секунд верёвка лопается, и он падает на землю. Встаёт ошарашенный, глупо улыбаясь.
ГУСЬ. Это… как его… мужики… Чё это было? А?
ЧИНГАЧГУК (хвастливо). Вот это и называется – блеф. Здорово, а?
ВИТЁК. Так это мы… того… Репетировали?
ЧИНГАЧГУК. Генеральный прогон, поняли? Пять секунд удовольствия и потрясающий эффект! Она растает, как Снегурочка, и побежит за заначкой. Эх, мужики, выпьем!
ГУСЬ и ВИТЁК (вдохновенно). Выпьем!!!
ЧИНГАЧГУК. Дуй, Витёк, к Нинке, кричи ей, что Гусь повесился. Стой, погоди, дай-ка я тебе в нос вдарю.
ВИТЁК. Чего?
ЧИНГАЧГУК (бьёт его по носу так, что у Витька потекла кровь). Вот так.
ВИТЁК. Да ты че? Кровянку мне пустил.
ЧИНГАЧГУК. Так надо, для пущей убедительности. Чтоб её испуг сильнее пробрал. Скажешь, что пытался спасти Гуся, а он тебе ногой врезал. Иди.
Витёк, задрав кверху голову, чтобы остановить кровь, с чувством важности своей миссии, покидает сарай.
ЧИНГАЧГУК. Падать не больно? Не ушибся?
ГУСЬ. Да, вроде, нет.
ЧИНГАЧГУК. Тогда начнём.
Сцена четвёртая.
Дом Гуся. Вбегает Витек.
ВИТЁК. Нина! Нина! Скорей!
Выходит Нина. Руки в мыле, халатик распахнулся, наполовину обнажив полные груди.
НИНА. Чего кричишь, петух горластый?
ВИТЁК. Нина, твой Гусь…
НИНА. Что мой Гусь?
ВИТЁК. Ну он… того… этого… В сарае…
НИНА. Что в сарае?
Витек заворожённо смотрит на её грудь.
ВИТЁК. Ох, Нинка, какие они у тебя… того… красивые…
НИНА. Кто?
ВИТЁК. Ну, эти… формы.
НИНА. Тьфу ты, бесстыжий.
Запахивает халатик.
ВИТЁК. Да не прячь ты, дай наглядеться, пока Гуся нет.
НИНА. Вот он тебе даст наглядеться.
ВИТЁК. Да я ведь так… для красоты, для эстетики.
НИНА. Тоже мне эстет выискался.
ВИТЁК. Так помнишь, когда мы с тобой за одной партой сидели, я же лучше всех рисовал. Ты меня ещё художником называла. Мне очень Рубенс нравился.
НИНА. Называла. Может, и стал бы художником, если бы водку не пил. Таланта у тебя много было.
ВИТЁК (с тоской). Да, Рубенс.
НИНА. Вот он-то, небось, водку не глушил, как ты со своими дружками. И Гуся мне испортили. А ведь тоже неплохой мужик был.
ВИТЁК. Да это я из-за тебя…
НИНА. Я-то чем виновата?
ВИТЁК. Спрашивает. А кто в тебя был влюблён? На сенокосе-то помнишь?
НИНА. Да уж помню. Еле от тебя отбилась.
ВИТЁК. Так ведь это… любовь. А ты Гуся своего выбрала. На свадьбе я у тебя и загулял и пошло, и пошло…
НИНА. Вам, пьянчужкам, лишь бы найти повод.
ВИТЁК. Эх, какие формы. Ты, Нинка, и сейчас хороша. Не будь Гуся – женился бы на тебе. (Напевает). Да чего же, до чего же я хорошеньких люблю.
НИНА (смеясь). Женился бы он. Ты меня спросил?
ВИТЁК. А чего тебя спрашивать? Ты же ласковая. И я ласковый. Я бы тебя… да я бы тебе кофе в постель по утрам. Цветами бы тебя осыпал, любое твоё желание… Эх, Нинка, сведёшь ты меня с ума.
НИНА. Можно подумать, он у тебя был.
ВИТЁК. Был, Нина, был. И талант был, сама говорила. Всё было. А теперь вот… И Гусь повеситься собрался. Видно, ты и его с ума свела.
НИНА. Кто повеситься?
ВИТЁК. Да Гусь твой в сарае вешается. Уже с верёвкой стоит. Меня в кровь избил.
НИНА. Гусь? В сарае?
ВИТЁК. Ну да.
НИНА. Сомневаюсь.
ВИТЁК. Напрасно.
НИНА. Небось, опять что выдумали?
ВИТЁК. Да, вроде бы, нет. Вон видишь, кровь из носа текла.
НИНА. Да? Текла?
ВИТЁК. Ну, вот…
НИНА. Так что же ты мне тут турусы разводишь любовные, дурень несчастный.
ВИТЁК. Так ведь формы твои… Уж больно привлекательны.
НИНА. Пошли, формалист, посмотрим, что у вас там в сарае происходит.
Сарай. Чингачгук измеряет верёвку, отрезает кусок и откидывает его. Снова перекидывает верёвку через балку, укрепляет её, делает на конце петлю.
(Гусю). Примерь.
ГУСЬ (встав на чурбан, суёт голову в петлю). Нормально.
ЧИНГАЧГУК (инструктируя). Главное – решительность, страстное желание уйти в нихил.
ГУСЬ. Куда уйти?
ЧИНГАЧГУК. В Ничто. В Вечность. На Нинку – когда прибежит – ноль внимания. Не отвлекайся. Не разговаривай, когда она начнёт отговаривать и прочее. Её для тебя уже не существует. Ты уже там, в иных мирах. Понял? А когда рухнешь к её ногам, заплачь настоящими слезами. Мол, эх, повеситься человеку не дают, верёвки нормальной сделать не могут. Побольше эмоций. Важно, чтобы правда чувств была.
ГУСЬ (вдохновенно, уже входя в роль). Я понял. Будет.
ЧИНГАЧГУК. Не разорвалось бы у неё сердце от увиденного.
ГУСЬ. Это уж будьте уверены. Не разорвётся. За её сердце я отвечаю. Баба крепкая.
Слышен шум голосов у дверей сарая.
ЧИНГАЧГУК (подтолкнув Гуся к чурбанчику). Вставай! Идут! Вот, возьми нож. Размахивай им, если что.
Входят Нина и Витёк.
НИНА. Где он?
ВИТЁК. Вон стоит. Ой, уже голова в петле.
ЧИНГАЧГУК. Нина, скорей! Я с ним не могу справиться. Он у тебя помешанный буйвол. Нож у него. Чуть меня не зарезал. Витька в кровь разбил.
НИНА (оробевшая). Гусь, ты что, правда, с ума сошёл? Слезай немедленно.
ГУСЬ (воинственно размахивая ножом с головой в петле). Стоять на месте! Не подходить!
НИНА. Это шантаж.
ГУСЬ. Нет, это прощание с бессовестной, бессердечной женщиной, которая довела до… Вон из сарая все!
ЧИНГАЧГУК. Да погоди ты, Гусёнок…
ГУСЬ. И ты вон! Все вон! Не дадите повеситься здесь, повешусь на чердаке. В реке утоплюсь. Из окна выброшусь!
НИНА. Из какого окна? У нас дом одноэтажный…
ГУСЬ. Молчать! Не рассуждать! Найду способ. Покиньте все сарай. И прощайте! Ухожу в эту… как её… в нихил. В вечность, то есть.
ЧИНГАЧГУК. Ну всё, это конец. Сейчас повесится. (Нине, которая бросилась было к мужу). Куда лезешь? Зарежет.
ГУСЬ. Прощайте! Простите, братцы, если что не так (хочет поклониться, но петля не даёт сделать поклон).
Бросив нож на пол, отталкивается от чурбанчика. Тот покатился по деревянному настилу. Гусь повис. Несколько секунд длится напряжённая тишина, в течение которой Гусь трепыхается в петле, дёргая ногами, ухватившись руками за верёвку. Наконец, опомнившись, Нина бросается к висящему «самоубийце», схватив нож с пола и чурбанчик, ставит его рядом с болтающимся мужем, расторопно залезает на чурбанчик и перерезает верёвку. Гусь рухнул на Нину. Она его не удержала, и вместе они падают на пол. Чингачгук суетливо хлопочет возле них. Витек с растерянно разведенными руками застыл в этой позе, потрясенный происходящим. Нина и Гусь поднимаются с пола.
ЧИНГАЧГУК. Гусь, родненький, ты живой?
ГУСЬ. А ты меня уже похоронить хотел?
ЧИНГАЧГУК. Да что ты, что ты! (Машет руками). Я… я… веревочку-то того… надрезать забыл.
ГУСЬ (потирая шею). Забыл?
ЧИНГАЧГУК. Забыл. Зарепетировались мы с тобой. В генеральной репетиции не забыл, а как в действие перешло – из памяти вон.
ГУСЬ. Пить со мной, так память не подводит, а как…
НИНА. Ах, вот оно в чём дело? Репетировали? Разыграть меня решили, чтоб расчувствовалась, поллитру вам выставила?
Поворачивается к Витьку и с размаху даёт ему в нос. У того снова потекла кровь.
ВИТЁК (захныкав). Да за что?
НИНА. За то самое. Вестник несчастный! Скорей, Ниночка! Бегом! Не успеем! Уже повис!
ВИТЁК (задрав голову к потолку). Почему физическое воздействие в отношении одного меня применяется?
ГУСЬ (передразнивая Витька). А ты её лаской, лаской. Сам же сказал, что она женщина полная, а толстушки все добрые.
НИНА. Ах, я ещё и толстушка? (Снова замахивается на Витька. Тот отскакивает от неё). Значит так. (Направляется в угол сарая и достаёт из тайника поллитровую бутылку). Вот вам ваша ценность и жизненный ориентир. Пейте на здоровье. А ты, Гусь, можешь домой больше не приходить. Я с тобой развожусь. Если вот это тебе дороже, чем жена, семья, работа… живи с этим. Сына будешь видеть по выходным дням. Не знаю, как твоё мужицкое слово, но мое, женское, я сдержу.