Постояла у ворот. «Бывают артистки, геологи, строители комсомольских городов… а я?»
Впрочем, никто не гнал Настю на завод безалкогольных напитков, случайно попался на глаза по дороге.
Вечером острила, докладывая маме о хождениях по мукам.
— Если бы хоть с алкоголем напитки, а то малиновые сиропы, представляешь, работка?
У них выработалась привычка шутить над своим невезением. Они изо всех сил упражнялись друг перед другом в юморе.
На следующий день позвонила Серафима Игнатьевна.
— В горисполкоме есть комиссия по распределению выпускников на работу. Распределяет. Да. Именно выпускников, да, на работу! Даже этого не знали? С луны вы, что ли, свалились?
Таким образом Настя получила путевку горисполкома на часовой завод. Приличный завод, не какая-то там игрушечная или мебельная фабрика. И от дома недалеко.
Вячеслав рыцарски сопровождает Настю. Каждое утро, собравшись в читальню, он встречает ее, как раз когда она выходит из дому искать работу.
Он притворяется, что удивлен — вот не ожидал! — и меняет маршрут, следуя за Настей в противоположную сторону.
— Делать то, что абсолютно тебе безразлично, — значит, убивать в себе «я». С какой стати? Зачем? Насилие над личностью, — философствует Вячеслав. — Если что в жизни интересно, так это развивать свое «я». Я хочу жить, как мне интересно. Мне! Понимаешь?
Он философствует в таком духе каждое утро. Настя слушает. Хорошо ему рассуждать, у него отец инженер, обеспечен. Над ним не каплет. Она замечает на нем разношенные сандалеты, с дырочками на носках.
— Ай-ай, Вячеслав, сандалеты скоро каши запросят. А когда совсем развалятся, кто новые купит? Папа?
— Плоские шутки! Я хотел прочесть тебе стихи Уитмена, вчера натолкнулся в читальне… А хотя бы и папа? В конце концов, у них с матерью главный смысл в жизни…
— Ты?
— Не понимаю! Что за насмешки?! — вскипел Вячеслав. — Тебе не идет быть занозой. Я считал тебя поэтичной… Да, если хочешь, я. А что им осталось, если уж прямо говорить? Что им важнее: чтобы сын зарабатывал на сандалеты, которые отцу ничего не стоит купить, или искал себя в чем-то крупном, еще неизвестно в чем, но…
Он вспомнил, что у Насти особые обстоятельства, и, смутившись, умолк.
— Хочешь, прочту Уитмена? — спустя некоторое время повторил он.
— Не хочу.
— Большинство людей вообще обходятся без стихов, тем хуже.
Он замкнулся. Но обратно не повернет, будет молча, с оскорбленным видом шагать рядом, пока Настя не скажет: «Всего!»
Они отшагали два переулка, одну недлинную улочку, еще переулок и подошли к заводу, обнесенному кирпичной стеной.
— Что господин Случай подсунет, то и бери, — сказал Вячеслав, останавливаясь перед калиткой с вывеской: «Вход по пропускам».
— Не «господин Случай», а комиссия по трудоустройству горисполкома, — деланно засмеялась Настя.
Иногда она ненавидела критический тон Вячеслава. Конечно, часовой завод — чистейшая случайность в ее жизни. Но что делать, если у тебя ни к чему нет талантов, а надо есть? Кроме того, надо же приносить обществу пользу.
— Общие слова!
— Но слушай, Вячеслав, зачем тогда жить?
— Неужели затем, чтобы стать рабочей, наладчицей или кем-то еще? На твое место найдется десяток других приносить такую пользу.
— А что делать мне?
— Что не могут другие.
— Я не умею. Мне надо зарабатывать на жизнь.
Он пожал плечами.
— Зарабатывай, если надо, но не подводи идейную базу.